Свой среди чужих: как соседи могут повысить ценность квартиры

Однородность социальной среды — тоже признак элитного жилья. В доме с тремя адресами в двух шагах от Спаса на Крови если и селились пролетарии, то только умственного труда. За то он и ценился.

Престиж формируется из множества разных факторов. Простой пример: двухкомнатная квартира 46 квадратных метров без ванной, будь она расположена где-нибудь в хрущёвке на проспекте Науки, вряд ли кого-то заинтересует. А если на Малой Конюшенной? Вот!.. Бог с ней, с ванной, все можно перепланировать. Это, кстати, не какая-то абстрактная квартира. Михаил Зощенко прожил в ней 3 года, почти до конца жизни. Без ванной, но с видом на дом Лидваля. Без лифта, но в прекрасной компании.
Потому что соседи — это важно. Плохой сосед может испортить впечатление даже от самой комфортной квартиры. А хороший — хорошего ещё поискать… В доме, занимающем Чебоксарский переулок от Малой Конюшенной до набережной канала Грибоедова, соседи были уникальными. Помимо Зощенко тут жили Евгений Шварц, Ольга Форш, Вениамин Каверин, Борис Житков, Николай Сладков — если перечислить всех известных писателей, список получится неприлично длинным. Строго говоря, мемориальный музей тут можно создавать почти в каждой квартире. "Писательский дом", "писательский небоскрёб", а позже — "писательский недоскрёб" собрал под одной крышей всю советскую литератур­ную элиту.
Кстати, о крыше: специально для кооператива Союза писателей старую кровлю здания Придворной конюшенной конторы снесли и надстроили ещё два этажа. Чтобы дом не оказался выше Зимнего, пришлось пожертвовать объёмом: потолки в новых квартирах значительно ниже, чем в исторической части постройки. А ещё тут тоньше стены и лестница попроще: вместо путиловского камня на четвёртый и пятый этажи ведут обычные цементные ступеньки. Каменная тумба на одной из площадок — не декор, она раньше держала крышу.
Мемориальная двухкомнатная квартира семьи Зощенко находится на третьем этаже, ещё в старой части. Сюда писатель переехал после разгрома журналов "Звезда" и "Ленинград" — в связи с опалой. А до этого была шикарная пятикомнатная этажом выше. Но зато потолки тут — 3,20.
Комната Михаила Михайловича служила ему и спальней, и кабинетом. Скромная узкая металлическая кровать, рабочий стол с пишущей машинкой — для жены, Веры Владимировны. Сам же писатель предпочитал работать стоя за внушительных размеров бюро — оно у печи. Это сейчас камины и печи в квартире кажутся просто симпатичной деталью интерьера, но вплоть до середины ХХ века во многих здешних квартирах было дровяное отопление. Впрочем, массивная чугунная батарея под окном тоже выглядит так, будто готова обогреть весь мир. И совершенно не стесняется своего откровенного вида. Паркет в комнате вполне аутентично скрипит — он "родной", его отреставрировали. А вот наружная проводка — кабель тянется от похожего на дверной звонок выключателя к люстре — уже имитация.
Ещё одна черта ушедшей эпохи, которая тоже до сих пор сохраняется­ кое–где в историческом центре, — отсутствие ванны. И вообще ванной комнаты. У семьи Зощенко из сантехнических удобств был туалет. За занавеской. Мыться предполагалось в бане. Зато готовить можно было и дома. Правда, с кухней тоже вышло интересно: она тут без окон. Как и почти во всём доме. Архитекторы расположили эти помещения в глубине квартир. Кроме первого парадного — те кухни вполне видовые, их окна выходят на Спас.
Но ведь не зря же в доме не осталось ни одной коммуналки, которые тут, разумеется, были. И неспроста Зощенко держался именно за этот дом, только квартиры менялись. Ценность места, окружения и атмосферы, вероятно, перевешивала несовершенства планировки. Мария Инге-Вечтомова, старший научный сотрудник Государственного литературного музея "ХХ век", к которому относится и Музей-квартира Зощенко, провела в этом доме детство и юность. Дочь академика Сергея Инге-Вечтомова, внучка советской поэтессы Елены Вечтомовой и писателя Юрия Инге рассказала, как на самом деле был устроен быт знаменитых обитателей "писательской надстройки".
Бабка и дед Марии Сергеевны должны были въехать сюда вместе со всеми — в 1934 году. Но не сложилось — Юрий Алексеевич, обладавший взрывным характером, как-то "съездил по физиономии другому писателю, который был выше по литературной иерархии". После чего отправился в добровольную ссылку, а квартира в "писательском доме" досталась его семье только в 1942 году. Сам он в ней так и не пожил — погиб на фронте.
Мария цитирует бабушкин дневник: "Опять бомбёжка. Но мы к этому привыкли. С потолка течёт. Раздражает…" В одном из корпусов до сих пор сохранились леса, поддерживающие промокший от постоянных протечек потолок. Леса, говорит Мария Сергеевна, она помнит с детства, позже их укрепили — протечки не исчезли, а леса обветшали.
Лифты здесь появились в конце пятидесятых, но доступ к ним был не у всех. Сложная система коридоров между корпусами позволяла части жильцов пользоваться современными удобствами. Слонимским не повезло — у них такой возможности не было. Но они дружили с Рождественскими, у которых как раз был выход к лифту — те прорубили у себя вторую дверь. Рождественские выдали Слонимским ключи от своей квартиры, чтобы соседям тоже было удобно. Мария Сергеевна вспоминает: "Ида Исааковна Слонимская идёт по квартире Рождественских, раздаётся телефонный звонок. Всеволода Александровича нет, Ирины Павловны нет. Наташи, Тани, Милы… А вы кто? А я мимо проходила!"
Квартира Зощенко в этом доме, кстати, не самая маленькая. Самая маленькая принадлежала Евгению Шварцу — её полезная площадь всего 23 квадратных метра. Так родилась знаменитая фраза: "Королевство маловато, разгуляться негде!" Одна из самых больших — на втором этаже, в ней до революции жил руководитель придворного оркестра Константин Карлович фон Штакельберг. Позже её разделили на шесть квартир, в одной из них сейчас живёт потомок одного из музыкантов, Фёдор Константинович Манасевич. Вместе с соседями он восстановил исторический облик общего коридора — стала видна кирпичная арочная кладка, на стенах весят фотографии оркестрантов, стоит старинное пианино и стулья конца XIX века. Эксклюзивная среда по сей день — главная ценность писательского дома.