С оценкой новых зданий в центре всё давно уже стало просто и даже скучно: место не сильно портит, вот и отлично. Замаха на лучшее нет и в помине.
Однако время приносит новые задачи: а как поступать на участке бывшего завода или большого учреждения, доставшегося девелоперу. Самый простой, коммерчески выгодный и многократно опробованный путь — снести и построить новое максимально плотно. Ну а КГИОП или, скорее, градозащитникам можно сделать простейший реверанс — оставить какую–нибудь старую постройку и дальше её всем демонстрировать. Опять же наибанальнейшим в наше время стало нежно возлюбить старую кирпичную трубу. Пусть себе среди нового квартала красуется. Безупречный фаллоцентризм, в нём никто и обвинить не сможет, ведь старое же кирпичное оставили, а не просто так, никакого фетишизма.
В итоге от прежней жизни как таковой и следа не отыскать, все сыты и довольны. Вопрос, собственно, только в том, насколько долго клиент будет столь нетребователен и счастлив своими удобными квадратными метрами (правда, надежд на изменение мало). Ну а второй вопрос к самому девелоперу: а желания что–то изобрести не возникало? Про третье — любовь к той самой истории места, в которой все клянутся, — и вспоминать, наверное, не стоит. Она — для собраний и манифестов, ну ведь не для жизни же.
За последние месяцы гиганты нашего застроечного бизнеса отхватили несколько авантажнейших участков на окраинах исторического центра. И даже интригующим становится вопрос: а что они с ними сделают? Пойдут по испытанной, внешне крайне безрадостной (а по наполнению максимально выгодной) схеме или всё же попытаются чем–то город инкрустировать, клиента порадовать, а заодно и себя потешить и прославить? Они ведь уже далеко не бедные, размах наших строек превосходит лишь Китай.
По первому пути идут на Выборгской стороне: на Большом Сампсониевском проспекте — целая серия громадных участков, где уже всё выполото и плотно забито новыми высокими домами. В одном месте оставили трубу и пол старого фасада, в другом — кузнечный цех. Колорит места при этом начисто вышкурен, от зоны русского индустриального рывка конца XIX века осталось имя и статьи в интернете.
Из новых участков самые звонкие и громкие — в лучшем смысле слова — Николаевское кавалерийское училище на Лермонтовском и, конечно же, комплекс фабрики "Красное знамя" на дальнем краю Петроградской.
В одном случае в наличии не только добротный классицизм училища с некоторыми выжившими интерьерами, но и выходящий во двор фасад с единственным в нашем городе памятником павшим в годы Первой мировой войны выпускникам, сделанным ещё в 1917 году. Других старых памятников той войне у нас нет, ни одного.
С церковью в главном корпусе проще — у жилого комплекса может появиться своя, настоящая домовая, да ещё с традициями, так чтобы жильцы ощущали себя наравне с мраморными досками с именами Тизенгаузенов, Корфов, Маннергейма.
С фасадом–памятником сложнее. Создать к нему публичный доступ, придумать внутренний живописный садик среди новых корпусов, включить в него ещё и старый манеж (если он уцелел) или нет? Придумать плотную насыщенность разной исторической памяти в новом жилье или выгодная стерильность возобладает?
С "Красным знаменем" тоже нелегко. Кроме угловой силовой подстанции, которую худо–бедно подкрасили, есть ещё и пластина высотного блока и старые красильные мастерские, все они — авторства крупнейшего архитектора–экспрессиониста Эриха Мендельсона. А вдобавок ещё и пара дореволюционных домиков, не успевших стать жертвами стройки времён первой пятилетки. Там нужна очень качественная архитектура, если всё заполнить, то смысл сохранения наследия 1920–х будет миражом, фикцией. Там надо изобретать и вплетать новое в старое; говорят о первых в городе лофтах, но и их надо придумать. Это задача для умелых мастеров, но не наших, подбитых нахрапистым клиентом, или для своих, но совсем молодых, не испорченных правилами игры. Там важно насладиться функционализмом 1920–х, вводя в него задор и стильность современности.
На тот участок в своё время и конкурсы на мастер–планы были, и тьмы разговоров. В Москве с жилым домом Наркомфина в конце концов справились. Но дело это затратное, и, самое главное, настоящий азарт нужен.
При этом главную мировую архитектурную премию этого года, Притцкеровскую, дали французам Жану–Филиппу Вассалю и Анн Лакатон. Лучшее в их зданиях даже не прозрачность поликарбоната, а умение реконструировать здания 1950–1960–х годов. Сохранить в архитектуре пафос бетона и конструкций тех времён, которые ещё недавно казались бесконечно скучными. Зато память о них — живая. Это примерно как у нас квартал "Иронии судьбы" сделать живым и приветливым и радующим не только нежностью воспоминаний. Время продлилось, совсем недавнее, за него ухватиться можно, в этом настоящий смысл истории и состоит.
С XIX веком и устремлёнными в будущее 1920–ми на самом деле точно так же. А с архитектурной точки зрения даже проще — надо любить классицизм, кирпичи и бетон и хорошо думать о будущих жильцах. Тогда поселившийся в них сможет ощутить себя частью истории, а не просто квартирантом посреди красивых свежеперекрашенных декораций.
