Владислав Толмацкий, известный историк антикварного рынка, рассказал в интервью "Деловому Петербургу", кто и как занимался коллекционированием предметов искусства в России.
Это ведь Петр I научил нас интересоваться антиквариатом?
— В первые десятилетия Петербурга этого в принципе быть не могло. Город выживал во время войны со Швецией. Не было ни подходящего антуража для этого, ни приличных дворцов, ни больших денег. Только при Анне Иоанновне, когда двор вернулся из Москвы обратно в Петербург, город сбросил с себя военное бремя, и новая российская знать начала приобщаться к европейской культуре. Речь тогда не шла о том, чтобы как–то обособлять современные и старые художественные вещи, — вкус еще не сформировался. Да и специалистов, способных помочь отличить хорошее от плохого, не было. Часто поставщиками таких предметов были обычные купцы, которые в довесок к основным своим товарам привозили красивые вещи: живопись, скульптуру, мебель.
Когда же началась у нас собственно торговля антиквариатом?
— Первые упоминания о торговле художественными западными вещами мы найдем в "Санкт–Петербургских ведомостях" 1730–х годов, где нередко встречаются рекламные объявления подобного рода. Вот характерный образец: "Имеет в доме господина Гавриила Меншикова, в покое господина Йона Филипа, некоторое число изрядных всяких живописных картин и музыкальных вещей самых лучших мастеров и с некоторым числом изрядных серебряных сосудов продано быть, что все охотники осмотреть могут". Что же касается первых лиц государства, то императрица Анна Иоанновна, например, покупала и заказывала для себя немало дорогих художественных вещей из–за границы. Ей старались по возможности подражать в этом и представители высшего света. В Петербурге в это время начали проводиться антикварно–художественные аукционы, завлекавшие вещами крупных художников. Такие традиции нашли продолжение и при Елизавете Петровне. Ну а племянник ее, Петр Федорович (будущий император Петр III), что любопытно, лично ходил по художественным лавкам и покупал там вещи на свой вкус.
Можно сколь угодно иронизировать относительно того, что же тогдашние наши коммерсанты понимали в искусстве. Но ведь до сих пор история появления в Петербурге многих ценных вещей неизвестна. Очень может быть, что они появились именно тогда… Вспомним относительно недавний 1989 год, когда при реставрации здания Театра музыкальной комедии была выявлена выдающаяся вещь — большое полотно мастера позднего маньеризма Иоахима Эйтевала "Лот с дочерьми". Ныне она принадлежит к числу самых приметных произведений отдела голландского искусства в Эрмитаже.
Владисав Толмацкий
А когда стали всерьез понимать в искусстве?
— При Екатерине II, безусловно. В это время сюда приезжают образованные европейские специалисты, появляются рукописные эрмитажные каталоги (да и сам–то Эрмитаж, как мы помним, был основан ею). Интереснейший факт: драматург Денис Фонвизин, знатный дворянин, торговал антиквариатом — и небезуспешно. Но самому ему напрямую в силу высокого социального статуса было заниматься этим не с руки, и для этого у него имелся специальный помощник, достаточно эрудированный, — Клостерман, немецкий торговец. Мы знаем, что и последний король Польши Станислав Понятовский, будучи изгнанным из родной страны, в Петербурге увлекался коллекционированием старых мастеров.
В XVIII веке коллекционированием занималась почти исключительно знать. Богатые, как мы уже говорили, покупали готовое, привозное, по большей части из–за границы. Равноценного рынка в России быть еще не могло, да и откуда ему было взяться? Всерьез хороший, полновесный антикварный рынок созрел у нас только к середине XIX века. Первая половина XIX века — время богатых коллекционеров (и уже не всегда знатных). А потом сам этот процесс большей частью демократизировался. Знать перестает зажимать носы в общении с торговцами.
Были в это время какие–то центры торговли антиквариатом в Петербурге?
— В чистом виде до революции больших антикварных магазинов как таковых не существовало. Это были по преимуществу магазины смешанной художественной торговли. Например, магазин Фельтена на Невском, 20, в здании голландской церкви. Он торговал и старыми, и современными мастерами, не чурался и ширпотреба — дешевых литографий. Туда отдавали на реализацию вещи и молодые художники, студенты академии. На страницах столичных газет постоянно встречаются коммерческие публикации, связанные с художественным бизнесом, — различные рекламные объявления, заметки, торговые обозрения, а то и внушительные иллюстрированные очерки. Вспомним хрестоматийный пример из "Портрета" Гоголя, где молодой художник Чартков, еще ничем себя не проявивший, вслед за появлением в некоем модном издании солидно проплаченной статьи о его "роскошной мастерской" со "стенами, увешанными дорогими портретами", приобретает наконец и славу, и богатство…
Художественные магазины–салоны и выставки постоянно посещал петербургский бомонд, бывали там и члены императорской семьи. В прессе непременно писали, какую выставку государь посетил и что купил. Правда, имена авторов этих картин подчас мало кому что скажут. В архивах я видел счета с покупок антиквариата: вещи, сумма. Синим карандашом наискосок рукою императора — "Оплатить". И для большей надежности надпись эта покрыта лаком.
В те именно времена лаком покрывали?
— Думаю, да. Вряд ли советская власть стала бы так делать… Николаю II подсказывали, что купить, сам он не очень интересовался искусством. Самое ценное приобретение его времени — леонардовская "Мадонна Бенуа", купленная у семейства Бенуа за 150 тыс. рублей без малого. Бешеные деньги. За нее так и не успели расплатиться полностью — революция помешала. Александр II, к слову, тоже был весьма равнодушен к искусству. А вот его отец, император Николай Павлович, которого ругают за то, что он распродал чуть ли не половину Эрмитажа, и покупал немало. Именно благодаря ему у нас появились первоклассные работы нидерландской живописи XV века. Он купил эту коллекцию у своей сестры, которая была замужем за нидерландским королем. Когда в этом семействе возникли финансовые проблемы, он решил помочь сестренке. И купил для Эрмитажа лучшие вещи — знаменитое "Благовещение" Ван Эйка, в частности. К сожалению, теперь оно в Вашингтоне…
А что он распродал в Эрмитаже?
— Не самая простая история. Ему не нравилось, что в Эрмитаже много вещей плохой сохранности и сомнительного качества. Решил перетрясти коллекцию. В течение нескольких дней все вещи выставили, рассортировали. Что–то велел оставить в Эрмитаже, что–то распределить по пригородным дворцам для их убранства, что–то распродать.
Собственным вкусом руководствовался?
— Исключительно. Ему что–то, видимо, советовали, но последнее слово было за ним. В начале XX века искусствовед Николай Врангель опубликовал в журнале "Старые годы" сенсационные материалы о том, что в 1854 году, незадолго до смерти, Николай I распродал чуть ли не за копейки часть эрмитажной коллекции. Эти сведения кочевали из издания в издание, и никто с тех пор не удосужился их проверить. Я все же усомнился в некоторых фактах, решил прошерстить тогдашнюю прессу. И что же — в периодике 1854 года не оказалось ни слова об этих знаменитых Николаевских аукционах! Потому что проходили они, как выяснилось из тех же газетных источников, в 1855 году, уже при Александре II. Взял да и распродал… Но Александр II — фигура для российской истории сакральная, чернить эту персону не стали. Не то сам Николай Врангель, не то редактор решил просто поменять год: с 1855–го на 1854–й. Впервые опубликовал я эти новые подробности в 2006 году в журнале "Антикварное обозрение".
Вспомнив Александра II, надо вспомнить и его крестьянскую реформу 1861 года — точнее, ее последствия (что ближе к нашей теме). Крестьянам дали волю, отчего многие помощники оказались не у дел, они массово стали покидать усадьбы и разъехались по городам. Вот тогда–то и настало золотое время для собирателей — весь помещичий скарб, накопившийся веками, начали вывозить в Петербург и Москву. В столице им торговали преимущественно на знаменитом Ново–Александровском рынке — его называли антикварным чревом Петербурга. Он располагался между Садовой ул. и Фонтанкой вдоль Вознесенского пр. Главным информатором для антикваров являлась "Петербургская газета" (многолетний редактор — С. Худеков). Скупщики художественных вещей наведывались в столицу постоянно и, как правило, загодя помещали объявление у Худекова: приехал тогда–то, остановился в "Астории" или в "Европе", в таком–то номере, по такое–то число. Народ уже их знал и доставлял свои вещи прямо в номер — там и происходила скупка. Кто–то приезжал сюда и с Запада — известные германские коммерсанты братья Гамбургеры, например. Вывозили они старых мастеров, я думаю. Да и наши люди, в свою очередь, покупали антиквариат за границей. П. Семенов–Тян–Шанский, знаменитый географ и великий коллекционер, сенатор, не бедный человек, в Берлине имел своих агентов, которые осуществляли для него необходимые покупки.
XX век, начало Первой мировой войны что–то изменили?
— Когда началась война, границы закрылись и прекратился приток вещей. Правда, в Петербург повезли предметы из Восточной Европы, в частности из Польши, охваченной войной.
Антикварный бум случился раньше, ближе к концу XIX века. Это совпадало с общими европейскими тенденциями: резкий рывок в развитии индустрии в Европе, появляются люди с большими деньгами и большими амбициями и начинают приобретать предметы искусства опять–таки за большие деньги. Московские семейства Щукиных и Морозовых нашли тогда для себя непаханое поле — авангард, в России его никто не знал, а в Европе он еще не очень высоко ценился. Скупали на корню в мастерских лучшего Матисса, лучшего Пикассо, у галеристов — отборных импрессионистов. Но покупали зачастую и вещи более ранние.
Самый ранний период советской власти, начало 1918 года. Еще существовал рынок антиквариата?
— Сразу после революции шла торговля, была еще более–менее приличная публика, хотя тут же — и масса спекулянтов из Восточной Европы. Потом стали карать за спекуляцию, пошла торговля с рук, меновая торговля. Один из пунктов натурального обмена — сквер у Знаменской церкви, где сейчас станция метро "Площадь Восстания". Но при этом всего лишь несколько лет спустя, при НЭПе, после определенных послаблений властей произошел невиданный ранее взлет аукционной торговли. В архивах я обнаружил листы продаж аукционов за 1922 год: в месяц в Петрограде проводилось от 50 до 70 торгов! Все можно было на них купить: и старые художественные вещи, и трубочный табак, и дореволюционные сигары, и хорошее вино, и электрические лампочки, и камнерезную пластику (запомнился "нефридовый бигемот Фаберже").
Еще одно примечательное событие — распродажа в конце 1920–х годов со складов Зимнего дворца разнообразного дворцового имущества. Там имелось значительное число художественных работ, весь этот процесс подробно освещался в городской прессе — что продается сегодня, что предполагается на завтра. Передовикам производства в виде поощрения за ударный труд полагались талоны на приобретение одежды и обуви.
Мебель и прочий реквизит (например, напольные ковры, звериные шкуры–ковры, осветительные приборы, предметы женского и мужского гардероба) распределялись по городским театрам, посуда и белье (столовое и постельное) — по загородным санаториям и домам отдыха. Запомнилась цена, по которой была продана записная книжка императрицы Александры Федоровны, — 1 рубль… Тогда, кстати, и стали впервые вывозить вещи на продажу за границу.
Потом появились знаменитые торгсины?
— Торгсины (магазины Всесоюзного объединения по торговле с иностранцами) — это уже начало 1930–х годов. Цель тут была благая — привлечь валюту в советское государство, продавая на Запад скупленные здесь у людей вещи — золотые монеты, столовое серебро, ювелирку. Хотя серебро сначала не брали, только золото. Камни брали без оправы, выламывали из колец и брошей. Клейма с серебряных изделий сбивались, чтобы, когда эти вещи попадут на Запад, их не опознали бывшие владельцы. Но при этом изрядно сбивали цену и вещам, они шли на вес.
В архивах мне встретились материалы по оптантам — людям, сменившим гражданство, — в основном это были прибалты, уезжавшие на свою историческую родину. Понятно, все вывозимые ими художественные вещи проходили через экспертную комиссию, чтобы невзначай и шедевры не ушли. Среди этих архивных бумаг обнаружилась и опись картин, вывозившихся известным скульптором Карлисом Зале (автор памятника Свободы в Риге). Вещи все хорошие, по большей части Запад. Имелись там и две работы Айвазовского с подробными их описаниями. Я попытался по этим данным разыскать их (особенно большую картину с видом морского сражения), но тогда, в начале 2000–х, это не удалось. И только в 2011 году в интернете появилась информация о том, что в шведском городе Упсала с торгов ушла эта вещь Айвазовского. Я узнал ее по описанию сразу же. При этом все совпало: и размеры (они имелись в описи), и порядковый номер из того же документа (он написан на обороте холста), и сюжет. Это оказалось сражение за крепость Бомарзунд во время Крымской войны. Кто был заказчиком, не совсем понятно, возможно, какой–то полковой музей. В итоге картина теперь в России, и вернулась она домой за $1,2 млн.
В блокадном Ленинграде работали магазины типа торгсинов, которые скупали художественные вещи у населения?
— До войны, уже после торгсинов, шла обычная комиссионная торговля произведениями искусства. Что же касается военных лет… Да, было много мародеров, город почти полностью опустел. Дома разрушены — подходи и бери. Сотрудники городских музеев тоже старались по мере возможностей спасать вещи. Были и антикварные магазины, они торговали всю войну. Об этом публиковались рекламные объявления. Ну а рукописные объявления часто, к сожалению, служили наводкой для криминального люда. Приходили, убивали и забирали хорошие вещи — обычно для обмена на продукты питания.
Кому чего война стоила… В начале послевоенного периода, в 1946 году, были публикации об этом в "Ленинградской правде". Денежные счета у некоторых ленинградцев выросли во много–много раз. Потом появилась система Ленскупторга. Там музеи многое приобретали для своих коллекций. В частности, Русский музей купил мраморный бюст Репнина работы Федота Шубина. Начали поступать и трофейные предметы. Помню, по улицам ходили трофейные "БМВ", "опели", "мерседесы", "фольксвагены". И конторские, и частные. "Опели" приземистые и солидные, как танки. "Опель–кадет" передавался и частным лицам, с него потом скопировали первый "Москвич". Потом запчасти кончились, и это все ушло, сгнило.
Легальный рынок антиквариата в СССР существовал?
— Мстислав Ростропович, когда гастролировал по стране, не гнушался ходить по комиссионкам, из Сибири, например, много хорошего привез. Не только трофейный фарфор, но и наш, агитационный. Потом стало много подделок, надо было на марки смотреть. Агитационный фарфор делался на бывшем царском белье (так называют белый фарфор без росписи), его было море. И вензель Николая II там присутствовал, просто зачеркивался и ставился лейбл советского предприятия.
Помню комиссионный магазин на Невском, 102, так называемый "балкон" или "галерея". На первом этаже торговали одеждой и обувью, на втором — живописью. Здесь стоял крепкий гуталиново–нафталинный запах. Николай Дубовской там долго висел за 400 рублей — это были сумасшедшие деньги. А Невский, 54 (он еще назывался "Три ступеньки", потому что туда вела лестница из трех ступеней), торговал всем остальным: скульптура, прикладное искусство, фарфор, стекло. Драгметаллами торговали только ювелирные магазины. Многое тогда не брали. Иконы и прочие предметы культа — по идейным соображениям. А еще — старинные телефонные аппараты (сейчас они стоят баснословных денег), настольные керосиновые лампы с абажурами гнутого стекла, наши и трофейные граммофоны, патефоны, фотоаппараты. А при входе в магазин непременно маячили перекупщики.
Перекупщики давали больше, чем комиссионка?
— Давали столько же, но без учета 20% комиссионных.
А черный рынок как жил?
— По–разному. С 1960–х годов пошла кампания по капитальному ремонту старых домов. Деревянные перекрытия меняли на бетонные, оставались одни коробки стен. Из домов выносили все и элементарно выбрасывали на помойку. Люди переселялись в новые дома, с собой старого не брали. Дворники, что при уме, собирали у себя это все в кладовых, сортировали. Ленинград–то всегда был богат грамотными людьми, знающими толк в искусстве. Вещи берегли, при необходимости отдавали их реставраторам. Известное ателье по ремонту антиквариата находилось в Свечном пер. Там работали с фарфором, стеклом, цветным камнем, и работали на совесть. Битый фарфор, например, сажали на зубной цемент. Треснувшее блюдо непременно скрепляли скобками. Туда приезжали люди из Прибалтики, Москвы, привозили вещи в ремонт.
Да, много говорят о нечистых на руку ребятах, мародерами их называют. Но ведь тогда, повторюсь, очень многое летело на помойку, даже мраморные камины.
Кто в СССР мог себе позволить коллекционировать антиквариат?
— Партийная элита, медики. Хорошие медики всем всегда нужны. Купцы, музыканты. Купить старый инструмент стоит хороших денег, а где инструмент, там и другое. Тогда, в 1960–е и 1970–е, сложилась замечательная коллекция Ростроповича и Вишневской. Они рассказывали, что, уезжая за кордон, оставили все здесь. Трудно в это поверить, ведь истинный коллекционер от всего нажитого просто так вряд ли откажется. А Галина Павловна в искусстве толк знала. Так, раз в год она устраивала своему фарфору баньку — раздевалась почти донага, чтобы случайно не зацепить одеждой, и все статуэтки перемывала детским мылом. Вещи не только ценить надо, но и уважать!
Мне рассказывали, что при советской власти для тех, кто имел нетрудовые доходы, единственным способом безопасно вкладывать деньги, была покупка антиквариата.
— Во время денежных реформ, о которых нужные люди узнавали заранее, скупали массу вещей, буквально все на корню. Еще один бум — очень много хороших вещей появилось на рынке во время арабо–израильских войн. Евреи стали массово уезжать из Союза, как правило, это были знающие люди, медики, музыканты, адвокаты. Их с художественными вещами не выпускали, ну и они стали продавать, часто относили в комиссионки. Первоклассные вещи и в превосходном состоянии. Например, вазы императорского завода для лучшей сохранности заполнялись до половины объема крупной каменной солью… Когда умирал коллекционер или художник, тоже что–то появлялось. Так было с реквизитом художника Владимирова, умершего в 1948 году. Он писал исторические картины, часто по революционным событиям и эпизодам гражданской войны. Само собой, у него накопилось много достаточно ценных предметов вооружения. Нефункциональные, но добротные. Хорошее трофейное стрелковое оружие начала века, в частности.
Антикварная торговля возродилась с развалом СССР?
— Еще при Горбачеве началось возрождение антикварного бизнеса. Поначалу это были довольно робкие телодвижения. Первая такая торговая точка — на ул. Петра Лаврова (ныне Фурштатская), за кинотеатром "Спартак", в полуподвале, — магазин "Петербург". Первый не комиссионный, а именно антикварный магазин. Есть фотография интерьера — там было на что посмотреть. А затем вернулись антикварии из этой фирмы в помещения на Невском, 54, — адрес, памятный многим любителям старины (знаменитые "Три ступеньки"!). Следом пошли и другие точки… Часто все создавалось чуть ли не на голом месте. Известный магазин на Литейном "Русские сезоны" начинался с выгородки, то есть с маленького помещения в почтовом отделении у Нарвских ворот. Другой магазин, "Коллекционер–М", арендовал комнату в химчистке, на первых порах ребята занимались нумизматикой. Ну а торговать с лотков было чревато: лихие люди могли на тебя с двух сторон насесть — и ты мог лишиться всего… Да, непростое это было время. Но и это теперь — тоже история.
