Рецензия на спектакль "По ту сторону занавеса"

Вообще говоря, рецензировать очередную премьеру Андрия Жолдака нет решительно никакой надобности. Потому что каждый следующий спектакль Жолдака является предыдущим его спектаклем под другим названием. Эстетика этого режиссера сложилась давно, набор ее черт хорошо известен и не меняется. Непременно участники — толпою, группами, парами и сольно — примутся лихорадочно носиться из кулисы в кулису, а также с авансцены вглубь и назад. В паузах между этими маневрами — неистово кривляться. Все будут истерически визжать, надсадно орать, меланхолически подвывать. Всяческие жидкости: вода, молоко, кровь, суп, компот, моча, помои и т. д. — ими герои разнообразно брызгаются, поливаются и в них тонут. Будут с грохотом и скрежетом таскать по полу мебель и специально изготовленные конструкции, а также колотить ими друг об дружку и отчасти ломать. Будет много видео — куда ж без него? — изображающего разнообразные произвольно выбранные предметы и пейзажи. И, разумеется, видеотрансляция происходящего крупным планом на большой экран — тут вам "современный театр", а не хаханьки. Все это часика эдак на четыре — изымать в свою пользу меньший отрезок нашей невозвратимой жизни г–н Жолдак нипочем не согласен.

Однако бесконечное унылое жолдаковское варево пузырится не само по себе, а концептуально. Взять хотя бы последние его петербургские опусы. В "Мадам Бовари" ("Русская антреприза") являются некие неустановленные боги, чтобы наслать на заглавную Эмму (выступающую к тому же в двух лицах) "вирус любви". В Zholdak Dreams (БДТ; для сбычи означенных мечт изнасилована пьеса Гольдони "Слуга двух господ") персонажами, кривляющимися уже просто до самозабвения, управляют какие–то Черные ангелы. В нынешней премьере постановщик попользовался "Тремя сестрами" Чехова следующим образом: в якобы 4015–м "в результате эксперимента по реинкарнации три сестры, умершие в 1900 году, обретают жизнь в новом мире" — о чем мы, как всегда, узнаем из титров. Такое ощущение, что Жолдак каждый раз повышает градус, словно испытывая: неужели и это схаваете? Конечно схаваем! Не может ведь так быть, что он просто морочит нам голову напыщенной выспренней белибердой. Нельзя же допустить, что европейски известный, как говорят, классик авангарда (простите за оксюморон) — попросту жулик. А кроме того — ведь не существует такой ахинеи, такой чуши собачьей, в которой пытливая театроведческая мысль тотчас не отыскала бы каких–нибудь метасмысла и полиструктуры (или наоборот).

Однако некоторый смысл (пусть и не мета–) в этом, как мне кажется, все–таки есть. Сейчас я низвергнусь в пучину махровой неполиткорректности. Ну что ж — это мой выбор.

Уверен: невозможно, чтобы настоящий режиссер был физиологически отталкивающим. Потому что актеры должны испытывать к нему притяжение — и энергия этого притяжения, эмпатии, увлеченности потом передается в зал. Речь отнюдь не о красоте — скажем, Эфрос и Товстоногов были, мягко говоря, не красавцами. Но они были неотразимы!

Помянутые Zholdak Dreams начинаются с видеомонолога режиссера — лицо дано очень крупным планом. В нем г–н Жолдак сообщает, что перед выпуском ему стало скучно с этим Гольдони и он себя отпустил, дал волю фантазии — тут–то спектакль и сочинился в последний момент. Фантазия бурлит в полном соответствии с рецептом директора театра из пролога "Фауста": "Избытком мысли поразить нельзя, Так удивите недостатком связи". Кстати, за четыре, что ли, дня до выпуска "По ту сторону занавеса" в Александринке тоже еще не знали, будут играть в старом здании или в новом, в результате произведение показывают в старом, но зрители сидят на сцене. Это к вопросу о замысле, композиции, пространственном решении и прочих, как раньше считалось, неотъемлемых элементах режиссерского ремесла. Но я сейчас про другое.

Рассказывают, как–то на репетиции он сам себя назвал каракатицей. Что ж, коли так — нельзя не уважать адекватность самооценки. В Zholdak Dreams уроды, появляющиеся на сцене вслед за автором спектакля, будто призваны показать: бывают существа еще безобразнее.

В квази "Трех сестрах" то же самое. Скажем, актриса Елена Вожакина — хрупкая пленительная девушка. Значит, надо заставить ее жадно пожирать какую–то гадость, набивать кусками рот, изо всех сил выплевывать непережеванную массу на пол и едва ли не на головы зрителей. С остальными проделываются похожие процедуры. Алгоритм примерно такой: "Ах, ты человек? Так мы из тебя сделаем раздувшегося неряшливого слизняка, не хуже никого".

Молодые актеры как дети: наверняка гордятся собственной смелостью. Совершенно упуская из виду цель этой отваги. Мастера инвестируют в сие предприятие свои выразительность, отлично выделанные пластику и голос, умение держать внимание и прочие профессиональные кондиции. В конце концов, это их работа. Однако надо быть осторожным: добросовестное, тем более — самоотверженное служение ерунде не проходит бесследно для творческого аппарата.