Директор Александринки: "Театр заставляет рефлексировать и думать"

Александр, мы с вами говорим спустя год с небольшим после вашего вступления в должность директора одного из главных театров страны. Логичный вопрос — есть ли успехи и какие?

— Прежде всего за полгода мы смогли выйти в приличный плюс. То, что называется "статья ПД" — "приносящая доходы деятельность".

Как удалось достичь такого результата?

— Сотрудников не сокращали и не увольняли. Перераспределили нагрузку внутри команды, довольно сильно её пересобрав, поменяли маркетинговую стратегию. Практически отказались от закупки рекламы и начали более точечно работать с аудиторией, активнее взаимодействовать с городом, с комитетом по культуре. Ну и в целом откорректировали формат некоторых несценических мероприятий и стали продвигать театр ещё и в этом направлении. Приведу пример. В начале этого сезона сделали то, что прежде в Александринском не случалось никогда, — общую фотографию на площади перед театром. Такая важная историческая веха. Этот полезно для мотивации команды и чувства общности коллектива. Но радиус действия оказался шире, чем предполагалось: буквально на следующий день раскупили билеты на все спектакли нашего фестиваля.

То есть ваша пиар–акция монетизировалась даже не в долгосрочной, а в ближайшей перспективе?

— Да, прямая конверсия в деньги. Не могу сказать, что вообще не ожидал подобного. Ожидал. Но точно не настолько. Понятно, что на саму акцию пришлось потратиться, но окупилась она с лихвой. То есть мы стараемся действовать сейчас таким способами: продвигать театр не только и не столько за деньги, сколько используя какие–то важные события.

Но вернёмся к сокращению расходов. У Александринского театра было несколько проектов. Например — образовательная программа, наследие от предыдущей команды. От неё отказались и довольно существенно сократили ещё одну статью.

Почему? Это же возможность устанавливать непосредственные контакты с регионами, продвигать свою миссию, обмен опытом...

— Она не работала так, как, на мой взгляд, должна была работать. К тому же это не основная уставная деятельность театра, а раз так — её исключили. И в целом отказались от неуставной деятельности.

Спектакли без пауз

Какие проблемы пришлось решать на первом году директорства?

— Одна из основных проблем — отказ верхней системы управления механизации исторической сцены. Речь про штанкеты. Спустя неделю после моего прихода выяснилось: система компьютерного управления дышит на ладан. Во время реставрации 2006 года установили систему немецкой компании, но понятно, что обслуживание всего немецкого прекратилось. Требовалось срочно принять решение — на что менять и как организовать весь процесс без ущерба для театра. Тогда же стало понятно, что для такой работы необходимо большое финансирование. Около 10% от годового бюджета театра следовало потратить на замену оборудования.

А каков годовой бюджет театра?

— Сейчас существуем в параметрах прошлого года. Это примерно 1,4 млрд рублей. Примерно 60% — от государства, которое даёт госзадание. Остальное — что заработаем сами, пожертвования и так далее. Если говорить о плане развития, то это процентное соотношение мы стараемся всеми силами изменить. То есть зарабатывать больше. Оставаясь на том же довольствии у государства и получая то же ГЗ, стараемся нарастить статью ПД. Есть разные способы: маркетинг, продажи билетов, аренда, от системных жертвователей или меценатов, поддерживающих театр. В этом смысле у нас есть два довольно надёжных партнёра — Сбербанк и "Газпром". Но есть и другие способы.

Одновременно с переформатированием расходов занимались поиском денег для замены системы механизации. Мой главный, полагаю, управленческий успех на сегодня — этим летом систему поменяли на отечественную, причём не останавливая репертуар. Закрылись только на полтора месяца. Насколько я знаю, подобного в таком объёме в российском театре до сих пор никто не делал.

Как процесс организовывали?

— Художественно–постановочная часть и режиссёрское управление ставили репертуар таким образом, что, если сегодня необходимо отключить какую–то штанкетную группу, в текущем спектакле она не должна быть задействована. Безусловно, это были "курсы кройки и шитья", но таким образом удалось минимизировать рабочий период. В противном случае пришлось бы закрыться на полгода и заниматься ремонтом и заменой. Здесь надо сказать, что наши партнёры помогли. И конечно, министерство культуры выделило деньги. Сейчас мы довольны результатом, так как полностью перешли на отечественную систему. Какие–то детские болезни, разумеется, остались, но постепенно разбираемся и с ними.

Мы начали говорить про бюджет, но немного отклонились от траектории…

— Есть госзадание, которое рассчитывается исходя из статей на содержание здания, коммуналку, выпуск новых спектаклей и прочее. Есть несколько параметров, которые должны выполняться в течение года. И это как будто авансирование от государства. В конце года отчитываемся по поставленным KPI. Так работает ГЗ. Оно есть абсолютно во всех учреждениях культуры. Остальные суммы — уже наша проблема. Мы должны продать билеты, обеспечить энное количество зрителей. Это как раз деньги, которые потом используются на своё усмотрение.

Например, на театральные лаборатории? У вас в этом году их целых четыре. Зачем они вообще нужны? Особенно такому театру, как ваш...

— Мы здесь выполняем две функции. Во–первых, такие проекты позволяют посмотреть тех, кто может оказаться интересен, и хорошо, когда в итоге мы кого–то оставляем в поле нашего зрения. Второе — миссионерская цель. Другие тоже смотрят работу команд, а мы воспринимаем лаборатории как лифт для молодых режиссёров и возможность себя показать. Помимо поиска новых людей это и театру даёт энергию, импульсы. А творческая энергия довольна ощутима. В лабораторных постановках принимают участие наши актёры, цеха, это позволяет быть в форме и вызвать новый интерес к происходящему. Это не материальный как будто бы ресурс, но на самом деле очень важный.

Места со скидкой

Можете ли описать сегодняшнего зрителя Александринки? Какой он? Может быть, проводите социологические исследования для понимания, с кем взаимодействуете? И здесь, и на Новой сцене.

— Важно понимать, что это очень зависит от спектакля. В нашем случае довольно большой сегмент — люди от 25 лет. Но тут следует помнить, что в труппе служит Тихон Жизневский, он же майор Гром, кумир подрастающего поколения. На спектакли с его участием заметен всплеск интереса молодёжной аудитории, для которой, возможно, это в принципе может быть первый поход в театр. Мы, конечно, понимаем, что это даёт буст свежей аудитории.

А вот с чем столкнулись и какой ребус пытаемся решить: низкая возвращаемость со сцены на сцену, с исторической на Новую и наоборот. Наша задача, чтобы зритель пришёл на конкретный спектакль и дальше на второй, третий, пятый. В какой–то момент поняли, что аудитории Новой сцены и сцены исторической совершенно разные и приходят за разным. Сейчас активно занимаемся их смешиванием. Объясняем, в том числе и через соцсети, так, чтобы с точки зрения зрителя обе площадки взаимно наполнялись. Это непросто, но мы работаем.

Также не стоит забывать, что Александринский театр — крепкий и знаменитый на весь мир бренд. Поэтому часть публики — туристы. Что особенно заметно в высокий сезон, когда театр наполняется людьми, просто фотографирующими зал и вообще всё подряд. Становится понятно, что они тут бывают нечасто. Им просто классно оказаться в таком городе и в таком красивом месте.

От разговора про зрителей логично перейти к вопросу о ценах на билеты. Вилка на исторической сцене от 500 до 8–10 тыс. рублей, на Новой — от 2,5 до 4,5 тыс. Как вообще происходит ценообразование?

— Первое, что необходимо сказать: мы не сильно и не резко подняли цены на билеты. В среднем на 400 рублей. Плюс у нас довольно динамическое ценообразование. Цена повышается по мере продаваемости зала. Такая переоценка стала системной. Ещё следует помнить, что это рынок и, допустим, премьера стоит дороже. И так далее. Исходим из той суммы, за которую распродаём зал. Скажем, спектакль "Блаженная Ксения. История любви" — не новый, поэтому на него цены чуть ниже. Однако он пользуется спросом, и мы понимаем, как это работает.

Названная вами вилка на исторической сцене не совсем правдоподобна, и вот почему. У нас есть места с ограниченной видимостью, продаваемые за те самые 500–600 рублей. Может сложиться впечатление о наличии супердешёвых билетов. И они действительно есть, но мы честно предупреждаем о реально плохой видимости с этих мест. Что же касается верхней планки — смотрим по рынку, что можем сделать, что нет. Конечно, отдаём себе отчёт, что не все способны купить билет за 6–8 тыс. рублей. Но мы же продаём часть билетов за эти деньги. Значит — работает. Вот и ответ.

Экскурсия за кулисы

Любой спектакль можно охарактеризовать по–разному, в том числе и как успешный. Вот что вы как директор вкладываете в понятие успеха? И оперируете ли им в принципе?

— Есть концепция, артикулированная Михаилом Борисовичем Пиотровским: нельзя оцифровать успешность музея. Она точно не в количестве посетителей и денег, собранных за билеты. Наверное, так можно говорить в каком–то смысле и про театр. Важно балансировать между художественной ценностью и зрительской любовью. Для директора денежный показатель имеет ключевое значение. С меня за это спрашивают. Ведь в конечном счёте деньги нужны не только на зарплаты, но и на следующие постановки.

С президентом Александринского театра Валерием Владимировичем Фокиным и художественным руководителем Никитой Кобелевым я всё время в диалоге по этому поводу. Разумеется, ничего не диктую, но у меня есть внятно сформулированные пожелания, которые я до них доношу. В чём–то они исполняются, в чём–то нет. Театр же живой организм, и тут история про баланс во всём. Он, конечно, сильно отличается от любого другого производственного предприятия, поскольку большая ставка делается на эмоциональную часть работы. В том числе и директор должен быть включён в эту ситуацию и понимать, что здесь вот так говорить не стоит, тут следует вести себя немножко иначе. Здесь всё работает с корректировками. Если взять учебник по менеджменту и ввести инновации в театре, нужного результата это не даст. В позиции директора это ещё очевиднее.

Приходилось ли уже снимать спектакли с репертуара и чем руководствуетесь в таких случаях?

— Всё имеет свой срок жизни. И спектакли тоже. Определить его возможно по продажам и внутреннему тонусу — актёрскому и собственно постановки. Снимаем, да. На такие случаи есть худсовет, принимающий коллективное решение. Сказать, что срок можно стандартизировать, не могу. Может так случиться, что вроде бы пришла пора, и вдруг они становятся лидерами продаж. Так в прошлом году произошло с "Процессом" Аттилы Виднянского.

Мы, конечно, сейчас живём в ситуации, когда почти всегда продан полный зал, хоть это и слишком хлёстко сказано. Но ведь действительно практически весь. Посещаемость и так была хорошая, но мы сделали её максимальной. Понятно, что бывают свободные места и от искомых 100% нас отделяют три билета на те самые места с ограниченной видимостью. Но когда видим, что спектакль не продаётся сам собой, предпринимаем конкретные маркетинговые усилия.

Какие, например?

— Увеличиваем упоминание спектакля в сетях, где–то даём рекламу, включаем в рассылки. И, возвращаясь к "Процессу", — неожиданно из спектакля, с которым приходилось работать, он перешёл в категорию "сам себя продаю", билеты расходятся только так. Что–то в воздухе изменилось, и зрители идут на него. Это работает помимо наших усилий. Просто происходит. Конечно, случается и наоборот — продаётся хорошо, а потом начинается спад.

Ещё очень здорово работает формат экскурсий по театру. Билетов на них нет никогда. Даже на экскурсии перед спектаклем, когда вы приходите к 18:00, знакомитесь с театром и к 19:00 вас приводят в зал. Количество обращений от организаций огромно. И речь не про бесплатное посещение. Но любопытно вот что: большой процент участников этого события в Александринском оказываются впервые. И конечно, после экскурсии высокая возвращаемость. Человек, пришедший на неё, потом начинает ходить на спектакли. Особенно если он петербуржец. Ведь ему так здорово рассказывают об истории театра, о том, как всё устроено, что становится интересно вновь побывать в этой обстановке.

Постановочная дипломатия

Интерес к театру возрос колоссально, на массу спектаклей билеты вообще не достать, люди записываются в листы ожидания и согласны ждать по несколько месяцев. И это при том, что мы живём в большом городе и развлечений тут тьма. На ваш взгляд, в чем причина такого роста?

— Полагаю, тут две вещи. Во–первых, при всём уважении к кино, количество контента в кинотеатрах сократилось. Во–вторых, мне кажется, людям стало важно побыть вместе по какому–то поводу. Извините за такую странную, может быть, формулировку. Но когда вы приходите в театр и оказываетесь в зале вместе с другими людьми — это же совершенно не виртуальное общение, чувствуешь некую общность. На мой взгляд, это стало важным. Не говоря уже о том, что театр реактивнее кино, и в эмоциональном смысле тоже. Зрители, как и актёры на сцене, находятся здесь и сейчас.

Мы все в ситуации, когда больше и чаще стали задумываться. Возможно, сейчас театр, в том числе и Александринский, даёт импульс к рефлексии. И театр ещё выполняет терапевтическую функцию. Не в смысле разгрузки — пришёл, посмеялся и ушёл довольный. Хотя в этом нет ничего стыдного. Но конкретно Александринский театр заставляет рефлексировать и думать. Тем более что на это есть запрос.

У каждого спектакля есть постановочная команда и бюджет. Случалось ли в вашей практике, когда приходят режиссёр с художником и говорят: нам нужно ещё то–то и то–то, притом что бюджет исчерпан. Как в таких случаях поступаете?

— Такое постоянно происходит. Тут два варианта. Первый — сказать: "Денег больше нет, делайте что хотите". Я так не делаю. Говорю: "Понял, попробуем помочь". А дальше — диалог. Например, два миллиона ещё можем найти, а десять уже нет. Давайте придумывать, как вписаться в два. В целом это, конечно, сложная и важная беседа.

Бюджет не резиновый, но этого понимания у творческих людей часто нет. Они живут в другом измерении. В этом и состоит работа директора: привести бюджет в чувство и сказать: "Всё–таки давайте иначе". То же самое касается гастрольных поездок.

Я ведь по образованию дипломат, и в дипломе моём написано: "Специалист в области международных гуманитарных связей". Уже сейчас понимаю, что в общем–то работаю по специальности. Просто никогда не думал, что её можно так адаптировать. Но в целом это всё равно то же самое — теория переговоров и так далее. Театр это всегда постоянные переговоры и поиск компромиссов между непримиримыми на первый взгляд сторонами. Художественная часть хочет много, административная часть не может так сделать, поскольку у неё другие задачи, а финансовая и вовсе ахает. Наша задача найти компромисс и возможность взаимодействия между всеми участниками процесса. Вот на этой грани всё и происходит...