Пандемия коронавируса мобилизовала производителей лекарств и государство, но не спровоцировала глобальную перестройку фармацевтического рынка. Какие проблемы остались в отрасли и как их решить, в интервью с главным редактором "Делового Петербурга" Игорем Павловским на полях ПМЭФ-2021 рассказал президент Ассоциации производителей биомедицинских клеточных продуктов Алексей Мартынов.
Многие эксперты заявляют, что 2020-й был годом фармотрасли. Так ли это? И насколько подросла отрасль, можно ли говорить о каких-то конкретных цифрах?
— Да, отрасль действительно подросла, но я не стал бы говорить о цифрах. Вообще, фармотрасль в России очень динамично развивается. Почему? Тот путь, который зарубежные компании проходят за 10 и 15 лет, мы проходим за 3–5. Это я сейчас говорю про классическую фармацевтическую промышленность. Мы очень оперативно развиваемся и догоняем Европу.
Почему так происходит?
— У нас, видимо, всё так быстро происходит: мы долго запрягаем, а потом долго едем. Это действительно так. Но сначала фармацевтическую промышленность в РФ, современной России, убили. В СССР мы были лидером, производили компоненты для всех лекарственных препаратов, делали субстанции, ни от кого не зависели. В 90-х умышленно, а может быть и нет, убили собственное производство и химическую промышленность, и стали полностью зависимы от Китая, Индии и других зарубежных стран, кто делает фармацевтическую субстанцию. К концу 90-х мы стали задумываться. Потом появилась программа развития фармацевтической промышленности до 2020 года, за это большое спасибо Сергею Анатольевичу Цыбу [статс-секретарь Ростеха, бывший первый заместитель министра промышленности и торговли — прим. Ред.]. Затем появилось программа "Фарма-2030". Слава богу, к нам, как к профессиональному сообществу, прислушались и добавили в отрасль ряд медицинских клеточных продуктов и генетики.
Сейчас идёт процесс цифровизации. Могу заявить от своего лица и лица своей компании: во время пандемии мы, как бизнес, так и государство, смогли мгновенно перестроиться. Конечно, от государства хотелось бы каких-то более быстрых решений. Мы мгновенно смогли подстроится, мгновенно создали ковидный регистр (меньше, чем за неделю), наши сотрудники при поддержке Минздрава работали над цифровизацией здравоохранения без отдыха. Мы могли получить от Минздрава задание в пятницу вечером, а в понедельник уже должны были дать готовое решение, и весь штат людей, около 1 тыс. человек, работали, и был результат. Посмотрите вокруг: толпы людей, и все без масок, на ПМЭФ. А что происходит зарубежом? Вот вам и ответ.
Не остановится ли такой темп развития в 2021 или 2022 году?
— Не остановится! Есть компании-лидеры, есть компании-драйверы, они сейчас взяли такую высокую планку, у них сейчас такая работоспособность, что мы должны дальше развиваться. Мы знаем куда и как дальше идти. Для бизнеса это был жёсткий удар, когда сказали, что майские праздники мы отдыхаем в этом году так долго. Мы только сняли пандемию, встали на рельсы и стали работать, а нам сказали отдыхать все майские праздники. И мы понимаем, что будет пауза, потом все начнут разгоняться… Я надеюсь, что больше таких блоков не будет.
Можно ли говорить, что пандемия послужила толчком к импортозамещению в фармотрасли и в медицинской отрасли вообще?
— Это не до конца так, но благодаря пандемии нас услышали те люди, которые принимают решения, нас услышало государство. Мы ведь всегда говорили, что в рамках национальной лекарственной безопасности мы не должны быть зависимы от фармацевтических субстанций. Что произошло? В нашей стране закончились наборы для проведения ПЦР-тестов, закончился пластик. И мы использовали всевозможные схемы, чтобы завести какие-то остатки из Китая и других зарубежных стран. Но ведь и весь мир закупал. Сейчас, действительно, в департаменте здравоохранения Москвы ведутся переговоры, чтобы всё локализовать и никаким образом больше не зависеть от зарубежных поставщиков. Но у нас же были проблемы с ИВЛ, лекарственными препаратами, но, опять же, когда Всемирная организация здравоохранения сказала, что есть препараты-лидеры, которые якобы лечат от COVID-19, несколько российских фармацевтических компаний наладили производство своих препаратов. Да, мы не будем говорить об эффективности этих лекарств, но факт производства есть, и мы это сделали очень быстро. И благодаря регуляторам мы их достаточно быстро зарегистрировали. Не как обычно, а действительно очень быстро ввели на рынок, и это достаточно качественный препарат.
Ситуация с госзакупками лекарственных препаратов поменялись за этот год? Есть ли какие-то изменения или всё то, что закупалось государством до COVID-19, так и продолжает закупаться?
— По моему мнению, к сожалению, систему государственных закупок надо кардинально пересматривать. У нас есть производители лекарств. Но почему лекарства в разных субъектах государства могут кардинально отличаться по стоимости, когда мы их закупаем? Да, у нас может быть погрешность на логистику, на субъект, но это небольшая погрешность, а мы сейчас говорим о весомой. В это же время с рынка вымываются доступные препараты, потому что ими невыгодно торговать из-за маленькой маржи. Поэтому к данному вопросу надо подходить системно и ответственно. Сейчас есть механизмы, к сожалению, ещё мало тех, кто их поддерживает. Благодаря цифровизации здравоохранения у нас есть возможность отследить весь путь от производства лекарств до потребителя. Я сейчас не говорю о маркировке лекарств, так как маркировка лекарственных препаратов убирает из вторичного оборота прежде всего те препараты, которые попали в оборот, либо контрафакт. А есть такая цифровая платформа, к которой подключается производитель и конечный потребитель лекарств. В таком случае, убрав посредников и непонятные маркетинговые договоры, препарат с минимальной наценкой попадает прямиком от производителя к потребителю. И всё это ускорилось благодаря пандемии, можно сказать, что пандемия бросила искру в угли.
Можно ли говорить о том, что рынок фармацевтических продуктов глобально перестроился, он стал другим, или о таком пока невозможно говорить?
— Нет, он не перестроился. Как были лидеры этого рынка, так они и остались. Перестроился касательно скорости обработки данных, но передела рынка не произошло, Новых игроков не появилось. Как были те, кто у госзаказа, так они и остались.
То есть новых звёзд не появилось?
— Нет, не появилось и не появится. Звёзды есть в ведущих учебных научных организациях, но, к сожалению, пока их не видно. Во всём мире как всё происходит? Возьмём Великобританию, Японию, Южную Корею. Там есть агентства, которые пылесосят рынок научных молодых коллективов, гибких и быстрых. Они там ловят молекулу, новый лекарственный препарат, новое медицинское изделие, они его подлавливают и максимально быстро убирают весь трек, чтобы эта разработка скорее получила регистрационное удостоверение. Говорим, что такие агентства делают одно — максимально быстро выводят на рынок новый продукт. Что происходит у нас? Есть хороший коллектив, их много в нашей стране, он что-то придумал, но они никому не нужны. Всё, что говорят про институты развития, про корпорации развития — это ничего не работает. Мы сами поддерживаем молодые коллективы, сами финансируем их, потому что они никому не нужны — это основная проблема.
