Перед Новым годом с неизбежностью задумываешься, где и когда за прошедшее время случились чудеса. Эйнштейн, как известно, в старости признавался, что все больше склонен верить в Бога. Объяснение было простым: чем больше законов открывается в, казалось бы, неподвластном сознанию устройстве мира, тем больше веришь в то, что кто–то должен был все это изобрести. Собственно, эта фраза — триумф логической модели познания. Нас ведь больше всего удивляют, согласитесь, самые "тварные" создания — человек и природа. Техника вызывает удовлетворение от достигнутого и приносит пользователю радость удобства; но чудеса — они все же в другом.
Наверное, открытие нового, удивленного взгляда на природу принадлежит Франциску Ассизскому. Мир уже тогда становился товарным и денежным, а потому потребовался противовес. И он пришел к наивности и удивлению, более того — восхищению миром. Так, собственно, и с нами: кто, как не городские жители, будет завороженно смотреть на белку, собирающую с вашей лещины орехи? Понимаешь, что ничего чрезвычайного в этом действе нет. Вот она, юркая, ловко срывает свою добычу, снует, бежит запрятывать, и вы стоите, смотрите и боитесь потревожить. Наслаждение и радость. И главное — что она думает?!
Другая, но отчасти не меньшая радость бывает от людей, получающих искреннее, непоказное удовольствие от своей работы. В Хельсинки, к примеру, финальные репетиции филармонического оркестра — открытые. На них мало правок, чаще всего чистовой прогон. Но иногда случается завораживающее. В начале октября был на репетиции 5–го концерта Бетховена с Елизаветой Леонской. Она играла бесподобно, таких хрустальных перезвонов, такой полноты и свежести звука вы больше ни у кого не услышите. Но не встретите и такого абсолютного попадания в ритм и, более того, в само движение музыки. Она звучит как на глазах выстраиваемое творение. Чудо того утра было и в другом. Играли последнюю часть, дирижер просил пройти еще пару номеров, а затем неожиданно о повторе попросила кларнетистка, объясняя, что хочет совсем точно и уверенно попасть вместе с солисткой, но не уверена, что до конца усвоила. Звучит по–детски, а оттого и чудесно. Такую личную инициативу ради приближения к совершенству вы не часто встретите, и не только у музыкантов. "Хочу совсем хорошо сделать" — в этом чудо. А часто ли вам приходится становиться свидетелем того, как люди испытывают радость от работы?
Да, спору нет, музыка — из самого чудесного на свете. Но не всем повезло быть музыкантами; и тем не менее счастье от того, что когда–то все сошлось и выбор профессии был точным, случается еще, наверное? Как–то ехал в маршрутке, разговорился с соседкой, стали удивляться тому, что нынешние школьники так редко мечтают о какой–то конкретной профессии. Все чаще — о том, чтобы стать состоявшимся, об успехе как таковом. И тут эта приятная дама рассказала мне чудесную историю. Как–то раз ее абсолютно современный внук–подросток, болтая с бабушкой, вдруг вытянул акселератскую ногу и, уткнувшись в пианино, спокойно сказал: как тебе с другом повезло, на всю жизнь. Бабушка даже поразилась. Но это и есть чудо, когда профессия — и хобби, и радость, и вопросов хватит на всю жизнь. В этом, не побоюсь пафоса, сопричастность Творцу. Он–то вряд ли думал о карьере. Хвастаться было не перед кем.
