Долгое время большинству российских музеев не удавалось найти свое место в постсоветской жизни. 2010–е годы многое изменили. Прежнее представление о музее как храме культуры после распада СССР за считаные годы развеялось как утренний туман. Ничего нового ни кураторы, ни публика долго придумать не могли. И Эрмитаж, и Пушкинский музей изобразительного искусства, и Третьяковка, и Русский только в нулевые сумели выстроить новые отношения с аудиторией. Зачастую все сводилось к простой броской подаче, понятной самым неискушенным посетителям.
Тот же Русский зарядил серию блокбастеров, строившихся на незамысловатом сквозном сюжете: крестьянин в искусстве, конь в искусстве, женщина в искусстве. Апофеозом этого головокружительного романа музейщиков со зрителем стала выставка "Двое в искусстве", на которой были показаны вещи, изображающие все что угодно, лишь бы по паре. Концептуализм в наших краях тогда отдохнул по полной. Многие небольшие музеи в те годы остались без публики и жили в безвоздушном пространстве. Были, разумеется, большие удачи и в 1990–е, и в 2000–е, но они были исключением из правил.
В 2010–е наши музеи наконец нашли себя в современности. Этому способствовало несколько обстоятельств. Постепенно стало ясно, каким образом находить деньги на большие проекты. Раньше ни государство, ни бизнес не тратили достаточные средства на выставки. Теперь каждый наш музей опекают — и иногда даже не один, а несколько крупных концернов. Где–то это напоминает шефство предприятий над пионерлагерями и школами, памятное с советских лет. И это даже трогательно. С деньгами пришло и понимание того, что экспозиционный проект — это не только признание в безграничной любви к искусству и желание показать публике максимум работ, чтобы ни один простенок в залах не пустовал. Наконец всем стало очевидно, что выставки бывают самые разные. Теперь у нас исследовательский проект, который оценят посвященные, чередуется с блокбастером, а с присвистом сделанные шоу, напичканные мультимедийными новшествами, — с ретроспективой классика Ренессанса, которой позавидовал бы любой зарубежный музей. Все в самом деле удивительным образом наладилось, хотя еще недавно в подобное верилось с трудом. Повлияло на ситуацию и то, что как раз в 2010–е годы в России открылось несколько чудесных современных музеев: Мультимедиа Арт Музей в Москве, Музей современного искусства имени Аслана Чехоева и др. Не стоит также сбрасывать со счетов образовательный бум, пришедшийся на 2010–е, и рождение долгожданного среднего класса, которому, как ни крути, досуг полагается проводить культурно. Это в немалой степени способствовало возвращению музею прежнего статуса места, куда положено стремиться ради встречи с прекрасным и возвышенным, даже если понимание того, что такое прекрасное и возвышенное, совсем смутное. При таких обстоятельствах позитивным изменениям не может помешать даже архаичная культурная политика государства. Более того, в некоторых случаях она побуждает тех, кто хотел бы, чтобы в музеях воцарилась современная жизнь, добиваться своей цели более сплоченно. Ну и — last but not least — появилось новое поколение кураторов, которые на прежний манер работать просто не умеют. Может быть, это даже не одно, а пара поколений.
Все это, безусловно, объективные факторы, но даже вместе взятые они блекнут перед одним–единственным фактом. Бессменный директор Пушкинского музея изобразительных искусств Ирина Александровна Антонова оставила свой почетный пост, который она заняла в далеком 1961 году, именно в начале 2010–х. Этому невероятному событию предшествовало изменение российского законодательства, не допускавшего руководство крупными государственными предприятиями в возрасте более чем 90 лет, назначение на должность куратора всех российских музеев и прочие административно–номенклатурные маневры. В итоге возглавлявшая более половины столетия музей директор не отступила до конца: Пушкинским руководит ее преемница, а она занимает пост президента музея.
2010–е простились с прежней музейной жизнью. Сегодня на иную выставку посетители занимают очередь чуть не накануне. Успех Айвазовского и Серова в Третьяковке поразил даже виртуозов пиара. Музейный бум, прямо скажем, подогревается не contemporary art, но благодаря ему современному искусству уделяется значительно больше внимания, чем прежде. Причем и в московский "Гараж", где блюдут законы contemporary art, и в петербургскую "Эрарту", где любят все прекрасное, публика идет с одинаково большой охотой. Эрмитажу после реконструкции Главштаба и "Манифесты" никогда не вернуться к прекрасной прежней дремоте, в которой он пребывал десятилетиями. Как это ни парадоксально, но в 2010–е именно музеи, которые традиционно обвиняли в консерватизме и вчерахарстве, а в иных случаях клеймили как могильники культуры, стали задавать темп современности. Под занавес десятилетия одна отменная выставка сменяет другую выдающуюся. Пьеро делла Франческа, помпейский проект, выставки Щукиных и Морозовых, экспозиция, посвященная Музею Кампаны, — таких чудес не случалось с нами давно. И вот — пожалуйста.
Музеи в России за эти годы стали современнее современного искусства. Но в этой истории финальная точка еще не поставлена. Арт вовсе не равнодушен к недавним блестящим выставкам. Помпейский проект вдохновил группу "Север–7", последнее время много работающую с темой археологии. Художник Дмитрий Гутов увлечен Пьеро делла Франческа. Что будет дальше, поживем — увидим.
