Журналист Андрей Архангельский о фильме Леонида Парфенова "Русские евреи".
Первая картина трилогии — это о традиционном еврейском укладе жизни и выходе за пределы местечка тысяч будущих финансистов и промышленников, ученых, деятелей искусства, революционеров. О том, как в иностранные языки вошло слово "погром", о деле Бейлиса, о первой волне эмиграции. Об эсерах и большевиках, о ближайших соратниках Ленина, создававших историю страны в октябре 1917 года.
Образованному человеку нет нужды пересказывать все это в деталях — и тему, и манеру он может легко представить сам. Говоря "парфеновская манера", мы можем не расшифровывать — это большое счастье для журналиста. Но эта манера сегодня имеет уже гораздо большее значение для общества и страны, чем даже содержание его фильмов. Парфенов — это такая альтернативная история в изгнании, постоянное напоминание о том, как у нас "могло бы быть". Как мог бы происходить разговор в обществе — о серьезном, трагическом, сложном. Как можно было бы говорить со зрителем — о том, чего он боится или стесняется сказать, о страхах, фобиях, предрассудках. Парфенов — это история о том, как массовый экран мог бы работать бесплатным терапевтом и психологом. И как была бы возможна эта терапия в масштабах страны. "Хочешь об этом поговорить? — каждый раз как бы спрашивает Парфенов. — Давай поговорим".
Есть такой немецкий философ Юрген Хабермас, автор теории коммуникативного действия. Коммуникация — это не говорить, пишет Хабермас, а ждать другого. Открывать рот или орать друг на друга — это еще не говорить. В ХХI веке слушать другого — важнейший навык, без которого невозможно построить экономику, политику и вообще жизнь. Речь и язык — это единственное общее, что есть у всех людей. Важнейшее условие сосуществования в современном мире — умение находить общий язык, даже не зная языка. Умение договариваться — даже если вы расходитесь во всем.
Читайте также:
Авторская колонка
Рецензия на фильм "Коммуна"
С помощью массовых медиа можно превратить человека в зверя, можно его вогнать в сон, в анабиоз, отключить мышление и речь, а можно, напротив, научить его говорить.
Парфенов — это демонстрация того, каким образом эта коммуникация в современной России могла бы состояться, как можно было бы научить людей заново — после 1991 года — разговаривать друг с другом. Главный сюжет любого фильма Парфенова — это прежде всего "культура слышимости", готовности к диалогу, приглашение к разговору. Ты со своим особым мнением тоже всегда учтен в этом фильме. Ты имеешь право не согласиться — и там специально зарезервировано местечко для твоего несогласия. Знаменитые паузы Парфенова — то самое умение ждать другого, о котором пишет Хабермас.
Наше телевидение должно было бы потратить прошедшие 25 лет на то, чтобы научить людей ждать другого, слушать и приучить к тому, что все сложно. Телевидение должно было бы научиться "быть Парфеновым". Но от всего телевидения остался, может быть, телеканал "Дождь" и собственно Парфенов.
Вся его команда, как говорит режиссер Сергей Нурмамед, состоит из пяти человек, и эти пятеро, как мы видим, могут творить чудеса.
Это первый фильм Парфенова, который выходит не на телеэкране, а в прокате: он начинается с Москвы, Петербурга и Екатеринбурга, планируется продолжить в Израиле, Северной Америке, Англии, Германии и других странах.