"Деловой Петербург". Илкка Херлин: выиграют жесткие технологии

Как вы оцениваете свой бизнес в России, есть ли какие–то планы по развитию в Петербургском регионе?

— В России представлено несколько компаний, входящих в Cargotec. Это MacGregor, Kalmar, Hiab. В целом холдинг занимается производством погрузочно–разгрузочного оборудования. Оборот всех наших компаний составляет около 3 млрд евро. Мы работаем практически по всему миру, и Россия для нас очень важна. Оборот наших компаний в России — около 150 млн евро. В Петербурге, прежде всего в Усть–Лугу, мы поставляем портовое оборудование, в другие регионы России — в основном автопогрузчики.

Конечно, мы бы хотели по–настоящему хорошо расти в ближайшем и крупнейшем соседе Финляндии — в России, но пока об увеличении инвестиций речи не идет.

Вы приехали в Россию как председатель фонда действий по Балтийскому морю (BSAG). Расскажите подробнее об этой организации.

— Наш фонд был создан в 2008 году с целью ускорить принятие мер по спасению Балтийского моря. Мы заметили, что между теми, кто разрабатывает технологии спасения, и теми, кто принимает решения, нет взаимодействия.

Для того чтобы улучшить этот процесс, мы разработали два инструмента. Один — это проведение балтийских саммитов действий, последний из них, второй по счету, прошел в Петербурге в апреле. Тут главная задача — посадить за один стол политиков, тех кто принимает решения, и бизнесменов, которые имеют возможность и средства для реализации этих решений.

Второй инструмент — это обязательства, которые может взять на себя любой человек, любая организация или страна. Это могут быть маркетинговые компании, обещания по более эффективному использованию ресурсов или внедрению новых технологий. Сейчас существует более 300 обязательств по спасению Балтийского моря, но больше половины из них дали финские компании.

Россия взяла на себя обязательство построить очистные сооружения в Калининграде, и в конце мая этого года они начнут работу. В Петербурге с нами сотрудничает "Водоканал".

Какие выгоды кроме репутационных имеют компании, которые берут на себя обязательства?

— Те компании, которые сегодня вкладываются в самые жесткие технологии, — это компании, которые выиграют в будущем. В будущем без других технологий нельзя будет работать. Думаю, имидж —это как раз скорее второстепенный вопрос.

Предприниматель, который смотрит хотя бы на 5 лет вперед, обычно старается купить более дорогую технологию, но которая израсходует меньше энергии. Причем те игроки, которые уже давно на рынке, покупают наши технологии, которые, может быть, дороже, но потом окупятся. В перспективе применение таких технологий окажется дешевле.

Возьмем, например, воду. В Финляндии компании выстраивают свою глобальную стратегию, исходя из того, что власти будут постоянно ужесточать требования к качеству воды. И поэтому разработчики технологий, предназначенных для очистки Балтийского моря, уверены, что эти технологии найдут спрос во всем мире.

Например, наша компании "Оутотек" производит оборудование по переработке птичьего помета и очистке сточных вод с животными примесями. Изначально они разрабатывались для региона Балтийского моря, сейчас же это глобальный игрок, который продает свои технологии по всему миру.

Получается, все это связано с политикой государства. Если власти говорят, что надо очищать воду, строить энергоэффективные здания, то и бизнес подтянется?

— Действительно, государство создает мотив для этой деятельности, создает достаточно высокие стандарты, к которым надо стремиться. Предприятия с помощью научных технологий пытаются найти решения, которые удовлетворят этим высоким стандартам.

Но в России пока стандарты не так велики, и ничто не мешает предпринимателям использовать более дешевые технологии.

— Тут я бы с вами не согласился. За последние годы понимание значимости решения экологических проблем значительно продвинулось в умах российского государства. В России на самом деле заданы достаточно высокие стандарты и нормы. С другой стороны, на практике видно, что придерживаться их не обязательно. Некоторым предпринимателям проще заплатить штраф.

А вы как–то влияете на своих клиентов в плане экологии? Например, заключая контракт, предлагаете взять обязательство? Например, в Усть–Луге.

— Усть–Луга пока не взяла на себя обязательств. А вот, например, порт "Морской фасад" сделал это. Но мы не столько их агитируем, сколько стараемся продать им такое оборудование, которое соответствует стандартам устойчивого развития.

Сейчас вы являетесь председателем группы финских советников при правительстве Петербурга. Часто ли вы встречаетесь с нашим губернатором, какие вопросы обсуждаете?

— Я много раз встречался с Георгием Полтавченко, и когда он стал губернатором Петербурга, и до этого в Москве, когда он был представителем президента в Центральном федеральном округе.

Мы обсуждаем экологические вопросы. Некоторые из них уже решены в Петербурге, но еще остаются проблемными в Ленобласти, в Республике Карелии.

Серьезная проблема — очистка сточных вод в малых городах и сельскохозяйственных угодьях. В Петербурге самая серьезная проблема — свалка опасных отходов "Красный Бор".

Я неоднократно отмечал и говорил Полтавченко, что когда будет решен вопрос переработки вредных отходов, то это несомненно вызовет дополнительный приток инвестиций в Петербург. Потому что из–-за этого многие международные инвесторы просто боятся сюда идти. Мы обсуждали проблему строительства мусороперерабатывающего завода.

Также важен вопрос экологической ответственности портов. Проблемы, связанные с деятельностью портов, характерны не только для России. Конечно, во всех городах актуален вопрос правильной очистки воды у портов и сжигания ила, который образуется после нее. Эта грязь не должна попасть в воды Балтики.

Одно из решений, касающееся портов, которое применяется в мире, — это их перевод из центра и строительство более экологичного за пределами города. Как вы относитесь к такому решению?

— Конечно, очень многое зависит от того, какие грузы переваливаются в порту. Если речь идет о Петербурге, через который проходит большой поток контейнеров, то вывод из центра таких грузов поспособствует улучшению атмосферного воздуха, потому что эти грузы должно привозить и забирать очень много машин.

Что будет с Балтийским морем через 50 лет, если не предпринимать усилий по его спасению?

— Море умрет.

Что это значит? Наверное же Балтика не высохнет, как Аральское море.

— Из моря исчезнет кислород, и таким образом оно станет мертвым. Никто не знает, когда это может произойти, но всегда можно достигнуть точки невозврата, когда уже не удастся очистить воду. Но пока мы ее не прошли.

Чем больше различных биовеществ попадает в воду, тем больше появляется водорослей, различной зелени, которая практически пожирает кислород. В итоге вымрут растения, не станет рыбы.

Уже сейчас в Балтийском море есть зоны, где на дне фактически нет кислорода, это, например, впадины в центральной части Балтийского моря. Эти зоны растут катастрофически быстрыми темпами, хотя верхний слой воды в последнее время стал чище. К тому же надо понимать, что Балтийское море — это место трафика огромного количества нефти. Если произойдет какая–то катастрофа, она может в один момент уничтожить экологию прибрежной зоны.

Как вы стали заниматься вопросами экологи Балтики?

— На самом деле уже в 1970–е годы, во время энергетического кризиса, я понял, что развиваться традиционным способом невозможно, нужно искать пути вести устойчивую, экологическую экономику. В 1990–е, когда я защитил докторскую диссертацию (я доктор философии), у меня появилось свободное время, и надо было чем–то заняться. Поэтому я поставил перед собой цель спасти Балтийское море. Эта цель, с одной стороны, очень амбициозна, но, с другой стороны, выполнима. По крайней мере, я действительно могу повлиять на ее реализацию. Сам я вырос на берегу Балтики и с детства увлекался рыбной ловлей, поэтому это не могло не волновать меня.