Охрана памятников

В Петербурге как-то стыдно и страшно стать человеком-памятником: самого города хватает. Современный талантливый человек, которому не хочется безоглядно продаться журналу, иностранному дяде, тусовке, пишет в стол, бежит публичности, делает все тайком. Не хочет быть актуальным. Или делает вид, чтобы ненароком не превратиться в памятник и не ассимилироваться с окружающей средой.

Тимуру Новикову, чей юбилей празднуют в пышной и мертвой обстановке гвардейских мундиров Главного штаба, нечего было бояться: для него актуальность, кажется, никогда не была проблемой, только подругой, потому что он ей жил и именно ее делал; а не картины, и не ковры. Само понятие "актуальность" в девяностые еще не было скомпрометировано рубрикой "герои месяца". Как бы чувствовал себя наш герой, если бы попадал в нее в качестве православного экстремиста или кого-нибудь еще. А куда бы он делся?

Петербург – город молодых памятников, Тимур Новиков – художник вечно молодых и достойных увековечивания решений. Вот в литературе "памятником" называют почтенный текст многовековой давности; в изобразительном искусстве и в жизни другой темп. Люди круга Новикова подчеркивали его энергичность, "вихревость", способность лавировать и выходить гениальным из любой воды, в какой бы он ни плавал. Это как будто бы противоречит "монументальности", но надо сказать, что выставка проекта "Эрмитаж 20/21" и не носит такого характера – она, скорее, о ностальгии по "концу прекрасной эпохи" воодушевления и небывалого подъема, когда еще было ощущение, что нужно сносить и утверждать.

Развлечений на экспозиции - на любой вкус. Трудно представить, кому бы Новиков сейчас мог всерьез совсем не понравиться: женщинам приглянутся коврики, молодежь посмотрит пародийный фильм "Золотое сечение", где Владик Мамышев-Монро подвергается академической порке за малевание красного квадрата; знатоки полистают хорошо составленный каталог, где в очередной раз усмехнутся курьезным фактам биографии; старшее поколение одобрит классический ракурс. Новичок, увидевший творчество Тимура в первый раз, сначала и не поймет, в чем его провокативность и была ли она.

Чувствуя себя коренным ленинградцем/петербуржцем, приходится быть на коротком поводке у вечности. Правда, место этой вечности художник сам определил как "прикроватное". Аполлон, Вагинов, Бродский, Оскар Уайльд, Вагнер, Энди Уорхол – случайные имена из лексикона мальчика эрмитажного кружка, которые всплывают в связи с Тимуром, хотя могут всплывать и многие другие, сохраняют детскую трогательность первой привязанности к высокому, но и дышат самоуверенностью медиума, завлекшего в свои сети зрителя. Работы Новикова с трудом отпускают, из них "трудно выйти", как говорил Бродский.

Тимур – завоеватель захватывал не только большие и разные пространства и концептуализировал их одной левой, но и зрителю, воротящему нос от всей этой игровой культуры и склонного к добротному академизму, алчущему хорошей живописи после "смерти" всякого искусства, мог внушить вкус к придумыванию. Он был "главным штабом" ленинградского андеграунда. Хорошо, что этот штаб не успел переехать в гипермаркет: ведь не его же в самом деле ему оставалось концептуализировать.