Постпандемийное процветание: пять возможных сбоев

Автор фото: shutterstock

От месяца к месяцу экономические предвидения становятся всё оптимистичнее. Сейчас МВФ уже полагает, что рост глобального ВВП в 2021-м (5,5%) заметно перекроет потери коронавирусного 2020-го (–3,3%). Прогнозы на 2022-й тоже неплохи, но не будем принимать их слишком всерьёз: их ещё не раз пересмотрят.

Всемирное процветание-2021 предположительно будет складываться из стремительного роста в Индии (12,5%), Китае (8,4%) и США (6,4%) и из умеренного подъёма в еврозоне (4%), далеко ещё не компенсирующего тамошний прошлогодний спад (–6,8%). Россия, которая превзойдёт докризисный уровень меньше чем на 1%, где-то в середине общего списка.

Дело к дефолтам

В постковидную эпоху мировая экономика вступает сильно изменившейся, хотя формальные списки «передовиков» и "отстающих" примерно те же, что были и раньше.
Из главных экономик по-настоящему твёрдо на ногах стоит только китайская — она одна в 2020-м показала рост (2,3%) и зафиксировала рекордный в истории объём экспорта ($2,5 трлн). Шансы уже в 2020-х годах стать первой экономикой мира у этой державы явно укрепились.
Глобальный госдолг в 2020-м увеличился на $10 трлн, примерно до уровня мирового ВВП, и ещё на $10 трлн, видимо, вырастет в 2021-м. Подскочившие госдолги богатых стран (100–200% ВВП, а иногда и больше) считаются, однако, пока что меньшим бременем, чем нынешняя нагрузка бедных (50% ВВП) и среднеразвитых (70% ВВП) экономик, всё менее способных их обслуживать.
Несколько стран во главе с неизменной в этой роли Аргентиной уже объявили дефолты по суверенным обязательствам. И это выглядит только началом. Не исключено, что список скоро пополнится более крупными игроками, например Турцией или Бразилией.
Дело идёт к мораториям на выплаты или частичным списаниям долгов — либо полюбовным, либо стихийным. В худших вариантах это может напоминать финансовые кризисы прошлого века — латино­американский (1980-х) и восточно­азиатский (1990-х).
Назовём это первой из проблем, омрачающих постковидные экономические горизонты. Впрочем, не первой по важности.

Риски стагфляции

Более серьёзны, хотя и менее ясно очерчены, риски ультрамягкой политики в США и других богатых странах с её грандиозными стимулирующими пакетами, количественными смягчениями и ослаблением интереса к сдерживанию инфляции.
Цена прошлогодней борьбы с ковидом сопоставима с расходами на Вторую мировую. Но послевоенное американское восстановление, сопровождавшееся урезанием госрасходов, перестройкой хозяйства, стремительными передвижениями рабочей силы и подъёмом инфляции, съевшей раздувшийся госдолг, не похоже на то, что разворачивается сейчас.
Гостраты растут, множество неэффективных субъектов экономики держится на плаву, а работники тянутся к щедрым пособиям по безработице, соединяя их с теневой занятостью.
Это наводит пессимистичную часть экспертов на мысль, что нынешний бум — явление краткосрочное. И что монетарные и фискальные смягчения в сочетании с ростом издержек на труд, деглобализацией, протекционизмом и торговыми войнами сравнительно скоро создадут в богатых странах сначала инфляционные, а потом и стагфляционные риски.
В любом случае очевидно, что ситу­ация там принципиально нова. Никогда ещё не было стимулирующих пакетов и госгарантий такого размаха на фоне столь огромных долгов. Задумано всё это, чтобы избежать Великой стагнации 2009-го и последующих годов, но что в итоге получится, можно лишь гадать. Над экономиками ставится грандиозный эксперимент, а эксперименты всегда рискованны.

Новые штаммы

Третий по счёту глобальный риск создают непредвиденные всплески пандемии.
В общие ожидания заложена почти полная победа над ковидом уже в 2021 году. Набранные и ожидаемые темпы вакцинации дают надежду на достижение коллективного иммунитета в США в мае, в Европе — к концу лета, в Китае и, возможно, в Индии — к концу осени. Но эти надежды сбудутся, только если COVID–19 не преподнесёт никаких сюрпризов. Если, например, новые штаммы не заставят вакцинироваться снова и снова.
Человечество приспосабливается к ковиду — где–то лучше и быстрее (в Восточной Азии), где-то хуже и медленнее (в Европе). Но отмена опостылевших запретов резко оживит в том числе и экономическую активность. А консервация хотя бы части из них будет её тормозить.

Дезорганизация рынков

Четвёртая угроза — это неэкономические коллизии, вполне возможные в нынешней накалённой и хаотичной международной жизни. Перечислять конкретные сюжеты желания нет, хотя вообразить их нетрудно.
Назову лишь один из них — дезорганизацию мирового рынка энергоносителей. За последние годы этот рынок пережил столько пертурбаций, столько добровольных и принудительных выдавливаний заметных участников, а также и приход новых, что можно уверенно сказать: потерю 3–5–7 млн баррелей в день в результате, например, каких-то новых эмбарго он перенесёт довольно легко. Потому что игроков, могущих и желающих прийти на смену, сколько угодно.
И нефтяная цена вряд ли надолго превысит $60 за баррель, маркирующие рентабельность американских сланцевых производств.
Настоящий мировой дефицит топлива, сопровождаемый всплеском дороговизны, состоится только в случае боевых действий на нефтепромыслах, в первую очередь аравийских. Возможно ли такое в принципе? Надеюсь, не очень. Но и не совсем исключено.

Дерзкие эксперименты

Пятый по счёту риск — это досрочное и радикальное обновление политических классов в странах с большими экономиками. Для начала, например, формирование в Германии правительственной коалиции во главе с «зелёными». Каждое такое локальное событие, взятое по отдельности, может, и не повлечёт крутого пересмотра экономических приоритетов. Но несколько смен власти вполне могут открыть эпоху поворота к "социально–экологической рыночной экономике". А это опять дерзкие эксперименты и опять неопределённости.
Все эти риски перечислены здесь не в качестве предсказаний. Каждый из них и даже все, вместе взятые, вполне могут не сбыться, по крайней мере в ближайшей перспективе. Надо, однако, помнить о хрупкости постковидного процветания. В любой момент оно может дать сбой.