"Честная женщина" Кирилла Фокина в постановке Валерия Фокина.
Если бы не великая актриса Марина Игнатова, служащая в БДТ и давно дружащая с Александринским театром, новую пьесу Кирилла Фокина "Честная женщина" можно было бы и не ставить. Или не смотреть.
Но Марина Игнатова в роли Мадам — Надежды Октябревны Беляевой, в прошлом кадрового советского дипломата первого эшелона, а теперь руководителя некоей инициативы "Надежда–21", — делает всю работу и в пьесе, и на Новой сцене Александринки.
Она организует очередные международные переговоры Исламской республики (собирательный образ Ирана — Сирии — Ливии) и боевых оппозиционеров из партии "Восточная свобода" при участии спецпредставителей России и США. Её роль постепенно превращает пьесу из протокольного газетного репортажа в художественный журнальный очерк о жизни и судьбе Человека с большой буквы.
На сцене Марина Игнатова приковывает взгляд раз и навсегда. Каждое её скупое движение, строгий взгляд, сухое слово, редкие прорывы эмоций ("Дай таблетку! Больно!"), даже удивительно не идущие актрисе высокопарные признания в финале исполнены самой что ни на есть острой правды, истины и красоты.
Чего не скажешь об остальных персонажах и актёрах.
Диспозиция такова: металл, пластик, сад камней на нейтральной территории токийского аэропорта. Навязчивые рамки досмотра: его реалистично–муторно проходят все действующие лица спектакля, заметно удлиняя хронометраж. Заслуженный американский тележурналист (Николай Мартон) ловит комментарии героев и реагирует на самые адские заявления с профессиональной невозмутимостью: "Это интересно", "это очень интересно". Длинный–предлинный стол переговоров.
Усадить за него всех участников стоит Марине Игнатовой больших трудов прямо в кадре: исламский представитель (Игорь Мосюк) угрожает развернуть самолёт, раз ему не дают японскую визу, лидер партии "Восточная свобода" (Анна Блинова) требует пустить на переговоры прессу, посланцы США (Александр Лушин) и России (Виктор Шуралев) не хотят сидеть там, где им предлагает Мадам: мол, не по протоколу. Приманкой для противоборствующих сторон служит чудо–изобретение Oxygen, позволяющее вырабатывать питьевую воду из воздуха и способное спасти страдающее от засухи население Исламской республики. Для повсеместной установки агрегатов нужны только мир, господдержка и инвестиции.
Разумеется, на переговорах становится ясно, что утоление народной жажды никого не интересует. В ходе споров каждая сторона (включая США и Россию) демонстрирует своё истинное, нисколько не приятное лицо. Как именно закручиваются события, какие конкретно звериные оскалы капитализма и Realpolitik увидит зритель — оставим ему на будущее. Ничего нового в сравнении с тем, что пишут отечественные поп–геополитики, он не узнает, но шуму на сцене пусть ожидает много.
Будь проклят тот день, когда авторы пьесы и спектакля заставили прекрасных александринских актёров шпарить часть текста по–английски. Густой русский акцент (а почему бы ему не быть?) мгновенно превращает заявленный Валерием Фокиным "политический театр" в неловкую пародию — особенно когда распалённые переговорщики с Востока переходят на арабский. Псевдоориентальная музыка Александра Бакши, звучащая в холле театра перед спектаклем, добавляет искусственных красок. Доморощенный акцент чувствуется и в трактовке всех ролей — плоской, как поверхностное знание чужого языка. Исламский чиновник — ужасный упырь. Исламская оппозиционерка — популистка. Изобретатель Oxygen не собирается расставаться с контрактами NASA ради сомнительного восточного проекта. Американский и русский послы — двуличные друзья, транслирующие волю своих президентов "при исполнении", а в свободное время попивающие коньячок и похохатывающие: "Мы ж вам вон как помогли в Бостоне, а вы нам в Петербурге, можем ведь, когда захотим".
И только персонаж Марины Игнатовой говорит без акцента, на родном языке. О боли в терминальной стадии рака. О юношеском идеализме, не покидающем иных стоиков до самой смерти. О том, как радение за судьбы мира заслоняет всё личное: муж (Семён Сытник) давно ушёл к другой, сын–наркоман безуспешно лечится в рехабе пятый год (одна из самых пронзительных сцен в спектакле — когда призрак сына в исполнении Владимира Маликова обращается к обессиленной матери, снявшей парик: "Смотри–ка, теперь мы оба зависим от таблеток").
Закольцованный фрагмент известной песни "Надежда — мой компас земной" — замечательный собирательный образ "Честной женщины". Он без лишних слов подводит итог и пьесе, и спектаклю, и зрительским переживаниям. В конце концов каждый из нас ходит по кругу, терпит провал за провалом, но надежда заставляет вертеться и как Надежда Беляева (и лично Марина Игнатова) "видеть мир не таким, какой он есть, а каким он мог бы быть". Можно было бы даже в зрительный зал примерно с тем же посылом не обращаться.
