Коронавирус доставил массу проблем не только врачам, но и юристам. За время пандемии на всех уровнях власти были приняты десятки различных нормативно–правовых актов.
В основном они были посвящены различным ограничениям и новым правилам жизни. И если рядовые обыватели даже в самый разгар первой волны умудрялись бравировать дальними прогулками без масок и перчаток, не боясь штрафов, то бизнес был вынужден следовать нормам гораздо строже. О том, насколько адекватными реальной степени опасности были те или иные меры, будут спорить еще долгие годы. Но уже сейчас понятно, что коронавирусный хаос был изрядно усугублен невнятностью спешно принимаемых документов.
Не без ляпов
Эксперты НИИ проблем государственного русского языка СПбГУ внимательно изучили тексты юридических документов, которые принимались с начала пандемии до середины лета. Выводы оказались неутешительны. Даже опытные юристы порой затрудняются понять термины, используемые в текстах постановлений.
Одним из характерных примеров стал термин "общественное место", который авторы нормативных документов употребляли обильно, но дать ему точную дефиницию, чтобы исключить возможность разногласий и злоупотреблений, поленились. В результате долгое время оставалось неясным, можно ли штрафовать человека за то, что он идет по улице без маски, если рядом нет других людей.
Массовое непонимание вызвала норма о том, что уважительной причиной для покидания дома в разгар режима самоизоляции являлось "следование к ближайшему месту приобретения товаров, работ, услуг, реализация которых не ограничена в соответствии с настоящим постановлением. К ближайшему месту приобретения товаров, работ, услуг также относится ближайший розничный рынок".
"Согласно этому пункту остается неясным, разрешается ли дойти до рынка, если ближе есть другой магазин, или можно ли по дороге к рынку пройти три–четыре магазина, купить все не доходя до рынка и отправиться домой", — поясняет декан юридического факультета и директор НИИ проблем государственного русского языка СПбГУ Сергей Белов.
Один из документов предписывает "обязать лиц с наличием (подозрением на наличие) новой коронавирусной инфекции (COVID–19) и совместно проживающих с ними лиц обеспечить самоизоляцию на дому по назначению медицинских организаций или в соответствии с постановлениями санитарных врачей". При этом непонятно, что именно считается "подозрением" и какие именно "санитарные врачи" должны принимать "постановления" (и в какой форме?). Причем непонятно это юристам. Что уж говорить о простом стороже или менеджере среднего звена, у которого вдруг поднялась температура.
Плохую юридическую технику "коронавирусных" законов отмечают не только исследователи СПбГУ, но и ряд экспертов, опрошенных "ДП". В качестве причин обычно называется спешка, в которой разрабатывались и принимались тексты новых нормативно–правовых актов, а также то, что над многими из них приходилось работать в дистанционном режиме, к чему многие не привыкли. В итоге в документах хватает очевидных ляпов.
"В качестве примера можно привести неразбериху в вопросе о том, по каким статьям нужно привлекать к ответственности за нарушение тех или иных карантинных правил (по той или иной, новой или давно существующей статье федерального КоАП или по региональным законам). В течение нескольких дней (с 6 по 10 апреля) формально не было запрещено посещение садов и парков в Петербурге, поскольку при очередном внесении изменений в постановление правительства Санкт–Петербурга № 121 забыли исправить даты в названии приложения, содержащего список этих садов и парков", — комментирует старший юрист Maxima Legal Сергей Бакешин.
Знай свой ОКВЭД!
На проблемы, связанные с отсутствием точных формулировок, жалуются и представители бизнес–сообщества.
"У нас сейчас работают ТРК, но в них запрещена “островная” торговля. Но если у нас есть “островок” в 20–30 квадратных метров, у которого нет стен, но стоит какая–то мебель, торговое оборудование и можно зайти внутрь — это считается торговым залом или нет? Предприниматели задают мне такие вопросы, и я не знаю, что им ответить", — поделился с "ДП" председатель совета Союза малых предприятий Петербурга Владимир Меньшиков.
При этом он положительно оценивает практику, когда публикация постановлений сопровождается инфографикой, разъясняющей их действие. В целом для малых предприятий главной проблемой стали не юридические формулировки, а сохранение бизнеса как такового в режиме "нерабочих дней с сохранением заработной платы". Но без трудностей с пониманием не обошлось.
"В закон о моратории на банкротство была включена норма, последствия применения которой очень больно ударили бы по тем отраслям, которые закон призван был защищать. В результате в свежепринятый закон спешно вносились изменения. Сложности вызывало и определение основного вида деятельности для получения льгот. В ЕГРЮЛ мог быть указан не тот код ОКВЭД, и пострадавшая компания лишалась шансов на получение помощи. А, например, у компании “Агроторг”, владеющей сетью магазинов “Пятерочка”, в качестве основного вида деятельности указана торговля непродовольственными товарами, поэтому она имеет формальное право на льготы по аренде", — приводит примеры Сергей Бакешин.
Падежи против смысла
Конечно, началось все задолго до коронавируса и вряд ли закончится после победы над ним. Перефразируя известную поговорку, можно сказать, что строгость российских законов усугубляется их непонятностью. И не только российских.
"Это общая проблема. Не зря в разных странах (в Великобритании, в США, Швеции, Финляндии, Австралии, Франции, Испании) есть государственные и общественные инициативы по упрощению языка законов и приведению их к общему языку. Во–первых, каждая правовая норма должна регулировать неопределенное множество индивидуальных ситуаций, которые могут возникнуть в будущем. Она должна быть сформулирована так, чтобы описать и охватить все это множество. Поэтому язык законов более абстрактный и сложный, чем обычный. Во–вторых, юристы, которые пишут законы, часто неосознанно склонны усложнять их язык, так как воспринимают язык законов как сферу экспертного знания. Чем сложнее язык законов, тем более значимы юристы — хранители ключей к праву", — говорит старший юрист Центра перспективных управленческих решений Ольга Шепелева.
Среди конкретных факторов, делающих язык НПА маловразумительным, исследователи СПбГУ выделяют слишком длинные цепочки однородных членов предложения, из–за которых к концу фразы сложно понять, о чем шла речь в ее начале. Порой эти цепочки вклиниваются в середину словосочетания самым удивительным образом. Например, в словосочетании "перечень, утвержденный распоряжением губернатора" между первым и вторым словом находилось еще 20! По наблюдениям лингвистов, особенно авторы юридических документов любят нанизывать слова в родительном падеже. В результате появляются монструозные фразы из 100 и более слов, понять которые может только специально обученный человек за немалые деньги. К сходным выводам пришли и авторы недавно опубликованного исследования НИУ ВШЭ "Сложность российских законов. Опыт синтаксического анализа". В завершение эксперты НИИ проблем государственного русского языка СПбГУ напоминают, что осенью нас, вполне вероятно, ожидает вторая волна пандемии. Уже сейчас стоило бы определить общероссийские правила и параметры для НПА, которые будут приниматься в этом случае. Если это удастся сделать, то следующим шагом могло бы стать совершенствование языка российского законодательства в целом.
