В России за 100 лет появилось только одно значимое поколение — поколение перестройки. Все началось 35 лет назад: 15 мая 1985 года в Ленинград приехал молодой (54 года) генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев. Он приехал и сказал слово "перестройка". Если быть точным, он сказал не существительное, а глагол: "Товарищи, всем нам надо перестраиваться. Всем". С этого и пошло. Сначала какая–то ерунда: ускорение, интенсификация. Трезвость, опять же, — норма жизни. Интенсификация — это про то, что надо хорошие станки с ЧПУ (их было мало) эксплуатировать постоянно, в три смены, но и устаревшие (вывезенные из Германии по репарации) не выбрасывать. То есть предполагалось, что если трезвый рабочий будет в три смены работать на хорошем станке, то все пойдет на лад. Но даже в таком лайт–реформистском варианте Горбачев вызывал симпатию. Не ленинградский интеллигент, конечно: это провинциальное мягкое "г", эти "начать" с ударением на первом слове и "углубить" на втором, это "ну вы меня понимаете" вызывали усмешки. Но все же он был почеловечнее предыдущих. С народом любил разговаривать. Жену показывал.
Только через 2 года началось по–серьезному. Перестройка — это как выход из карантина (у нас, конечно, не карантин, а чепуха, тут надо представить настоящий карантин). То ничего нельзя: сиди дома, не высовывайся. А потом можно на 100 м, потом на 300. Потом в парикмахерскую… В СССР, где было почти ничего нельзя, стало можно купить квартиру, открыть кафе (жутковатые, надо сказать, заведения появлялись). Ну и, понятно, гласность. Как говорил мне редактор "Смены" Югин: "Сережа, ты не думай, у нас не свобода слова, у нас гласность!" — в том смысле, что не перегибай палку. Но перегибы было уже не остановить.
Весь этот экскурс в историю только затем, чтобы перейти к главному из случившегося. Главное — это не развал СССР. Главное — появившееся поколение перестройки.
У американцев Хоува и Штрауса есть теория поколений. По этой теории каждые 20 или 25 лет появляется новое поколение людей, имеющее серьезные отличия от других поколений. У них такие поколения получились: "величайшее поколение" (люди, родившиеся с 1900 по 1923 год), "молчаливое поколение" (1923–1943), поколение бэби–бумеров (1943–1963), поколение X (1963–1984), поколение Y (1984–2004) и поколение Z (с 2004–го по сейчас). По этой классификации выходит, что поколение перестройки — это поколение Х. Но это механистический подход, который к России не подходит. Потому что поколение перестройки описывается не годами рождения. А тем воздействием, которое перестройка оказала на людей разных возрастов. А она большое воздействие оказала. Перелопатила сознание.
До этого в СССР было еще одно значимое поколение — поколение оттепели. Но оттепель все же меньше повлияла, шестидесятниками стали не все. Те, кто стал, отличались культурным кодом: легко цитировали Мандельштама и Евтушенко, носили бороды под Хемингуэя и слушали Чака Берри. Поколение перестройки — не такое элегантное. Но оно выдвинуло огромное количество новых лиц. Практически все, кого мы знаем: политики, экономисты, публицисты — поколение перестройки. Все наши Цои, Гребенщиковы и "Зоопарки" — тоже оттуда. Ошибка — считать это поколение поколением либералов. Перестройка родила и правых, и левых. Главное не в этом — а в том, что каждый из этого поколения понял, что способен сметать устои. В том, что появилось ощущение: мы — центр мироздания, от нас зависит, менять мир или не менять. И в этом главное противоречие поколения перестройки с нынешней действительностью.
Других внятных поколений после этого не появилось. Ни поколения тучных годов, ни поколения покорения Крыма.
Вероятно, люди перестройки похожи на поколение начала ХХ века — откуда вышло всё, чем мы гордились и ненавидели последующее столетие. Но это давно было. А поколение перестройки еще живет. И до сих пор знает, что если мир нехорош, то его надо менять.
Сергей Балуев, главный редактор журнала "Город 812"