Любовь, похожая на звон. "Фея" Анны Меликян

Автор фото: kinopoisk.ru
Циничный создатель компьютерных игр Евгений (Константин Хабенский) — лучший, понятное дело, в стране и в мире — встречает гражданскую активистку по имени Татьяна и понимает, что его прежняя жизнь была подделкой…
Любое кино о преображении личности напоминает сюжет о перевоспитании алкоголика. Впрочем, хронометраж — два с половиной часа — явно намекает на представление более широкой картины жизни. Тут вроде бы все серьезно: с одной стороны — группировка неонацистов, с другой — депутат Госдумы (Ингеборга Дапкунайте), которая, будучи не в силах воспитать собственного сына, "воспитывает" целую страну.
Вот представитель спецслужб, который предлагает сделку главному герою, а вот гражданские активистки (на одном из плакатов надпись — "свободу политзаключенным", это, кстати, самое смелое высказывание в российском кино за последние 20 лет). Но, бог мой, какие клише тут гоняются друг за другом с арматурой… И мораль подобных фильмов одинакова, угадывается заранее: "Любовь спасет мир".
"Любовь" — понятие для российского современного кино настолько многозначное, что стоило бы ему посвятить целый текст, к любви в обычном понимании оно, конечно, не имеет отношения. Почти ни о чем всерьез оно не может говорить, любовь в этом смысле давно уже служит прикрытием для каких–нибудь сложных (разумеется, в представлении авторов и цензоров) тем и сюжетов. Однако продюсеры и режиссеры, давно играя в эти игры, сами со временем поверили, что "любовь важнее всего".
"Ну и что плохого в том, что фильм в очередной раз говорит нам о важности любви?" — спросит читатель. Ужас в том, что все эти фильмы совершают грандиозную этическую подмену, популистский трюк. Они внушают нам, условно, что причина любых человеческих конфликтов в том, что его (ее) никто не любит. Гражданские активистки, равно как и отморозки с битами, и сам герой, и его Татьяна, — все они, по версии автора, таковы, потому что не встретили в жизни настоящую любовь. Как просто.
Между тем жизнь дает нам множество примеров того, какими отменными семьянинами были известные палачи и какая в их доме царила "любовь". Нелюди, отправлявшие своих жертв в газовые камеры, также часто оказывались любящими мужьями и заботливыми отцами. Ни любовь, ни искусство, ни образование, к сожалению, не способны разрешить фундаментальную проблему человеческого зла — об этом знаменитая книга Ханны Арендт. Поэтому генеральная установка "на любовь", да еще и в таком всепобеждающем ключе, не только не способна ответить на гнетущие проблемы современности, но еще и вредна, поскольку вводит зрителей в заблуждение.
Кроме того, "любовь" в российском кино почему–то всегда противопоставляется гражданской активности. Сравнивать два этих равновеликих чувства — запрещенный прием, поскольку и то и другое одинаково важно для человека. Оттого все "феи", населяющие пространство российского кино, так одномерны и однобоки — даже при всем их актерском даровании или нетривиальной внешности.