Старинный сюжет о бедном юноше, начавшем свой бизнес с продажи яблока, данного ему в дорогу матушкой, и нажившем многомиллионное состояние на торговых операциях, вовсе не так фантастичен, как кажется. Нечто подобное произошло с братьями Колобовыми — одними из крупнейших петербургских домовладельцев. Разве что вначале было не яблоко, а предмет покрупнее.
Федор и Николай Колобовы, родом из глухой деревни в Рязанской губернии, происходили из крестьянского сословия. Что вдруг их сорвало из родных краев и понесло покорять столицу — неясно. Но факт остается фактом: в начале 1880–х два брата прибыли на берега Невы и сразу же взялись за дело, для начала потратив деньги, скопленные их матушкой Прасковьей Степановной на покупку старой баржи. Идея стартапа была проста, но удачна. Баржу вытащили на берег, разобрали и распилили на дрова.
В топку
Не было в ту пору в Петербурге батарей парового отопления в каждой квартире — подавляющее большинство домов отапливалось печами. И газа не было, так что на этих же печах и готовили.
Поэтому дрова городу требовались постоянно, причем в невероятных количествах. Лес пилили в верховьях Невы, а потом огромные плоты из цельных бревен сплавляли вниз по течению и "парковали" на Обводном канале, Карповке, Фонтанке, чтобы впоследствии распилить на чурбаки, расколоть и продать. И вроде бы недорого и продавали, но зато оптом — целыми подводами. Получалось выгодно. Вот и баржа братьев Колобовых, превратившаяся в огромную груду дров, тоже ушла за приличные деньги. Достаточные, чтобы можно было прикупить кусок земли у слияния Карповки с Малой Невкой и устроить там лесопилку, договорившись с плотовщиками, чтобы сырье поставляли прямо туда. Судя по тому, с какой сноровкой Николай и Федор все это провернули, можно предположить, что и на родине они тоже занимались лесом.
По–братски
Сперва, конечно, было непросто. На покупку участка и оборудования ушли практически все средства, да и за кругляк требовалось рассчитываться сразу, а не потом, по факту продажи, так что денег не осталось даже на жилье. Спать приходилось прямо тут же, на лесопилке, устраиваясь на куче опилок. Пока братья спали, их матушка сторожила производство. Чтобы всякие проходимцы дрова не воровали.
Но постепенно дело пошло на лад, и уже через несколько лет на Петроградской стороне работало большое лесопильное предприятие, ставшее основой благосостояния семьи. Братья записались в купеческое сословие и принялись, как бы сейчас сказали, за диверсификацию бизнеса: большая часть прибыли вкладывалась в строительство доходных домов. Причем целенаправленно — для "чистой" публики. С большими квартирами, высокими потолками, не скупясь на внешний декор и внутреннее оформление.
Это направление оказалось еще более перспективным, так что в считаные годы вчерашние рязанские крестьяне превратились в миллионеров.
По–купечески
Но собственным особняком, которому предстояло стать семейным гнездом купеческого клана, Колобовы обзавелись только в 1913–м. Как это было принято на ту пору, построили его поблизости от лесопильного завода, благо производство было не вредным, а разве что только шумным.
Элегантный особняк на Большой Зелениной, 43, спроектированный в модном стиле модерн и похожий на сказочный теремок, служил сразу двум целям: на первом этаже располагалась заводская контора, на втором было, собственно, жилье владельцев. А рядом, чуть в глубине, под литерой 43А спустя короткое время появился небольшой дополнительный флигель. Дело в том, что если старший из братьев был типичным российским купцом, как будто сошедшим со страниц произведений Островского, — основательным, консервативным, набожным и немало жертвовавшим церквям, то младший был не по–купечески любопытен и жаден до знаний.
Коллекция редких книг, которую он собирал, несмотря на неодобрение брата и суровой матушки, постепенно разрослась до таких масштабов, что для них потребовалось отдельное здание — библиотека.
Революционные события, грянувшие всего через 4 года, Колобовы пережили на удивление благополучно. Конечно, миллионное состояние пропало, завод и дома были национализированы, зато все остались живы, и оба брата худо или бедно прожили еще долгие годы.
