Экономист Дмитрий Прокофьев — о том, в чьи руки переходит власть над миром.
Главных экономических событий в уходящем году два. Первое из них… нет, не снижение цены на нефть. Это важная новость, особенно для страны, в которой экспорт углеводородов обеспечивает половину бюджета, а налогообложение импорта, приобретаемого за нефтедоллары, — четверть госдоходов. Но дешевая нефть — это еще не все.
Смотрите, спрос на нефть и нефтепродукты внутри страны сокращается, поскольку продолжается экономическая рецессия. Но добыча нефти бьет рекорды (по итогам года она составит около 534 млн т), и российские компании наращивают экспорт. Что, к слову, увеличивает предложение на мировом рынке и способствует дальнейшему падению цен. Это свидетельствует, что нефтяники отдают себе отчет в том, что дешевая нефть — всерьез и надолго, и безжалостно эксплуатируют действующие промыслы, приближая момент их истощения. Никаких вложений в разработку новых месторождений не происходит — если бы они происходили в реальности, а не в болтовне телеведущих, Росстат зафиксировал бы увеличение выпуска соответствующего оборудования. Но он фиксирует спад. Так что, если общее положение сохранится, в недалеком будущем нас ждет уже сокращение добычи и, как следствие, дальнейшее сокращение валютных поступлений. Так, собственно, случилось в конце 1980–х годов. Но и это не самое главное.
В нынешней ситуации с нефтяными ценами есть обстоятельство, которое стремятся вынести за скобки едва ли не все аналитики, рассуждающие о заговоре рокфеллеров и ротшильдов, грядущем коллапсе мировой экономики и возвращении к золотому стандарту.
Самое значимое в нынешнем обвале цены барреля — отсутствие реакции нефтяного рынка на военные действия на Ближнем Востоке.
42 года назад стремительный рост нефтяных цен начался именно после войны "Судного дня", когда сирийские и египетские армии атаковали Израиль и потерпели поражение. Рассчитывая "наказать" американских и европейских союзников Израиля, арабские страны ОПЕК ввели эмбарго на поставку нефти, которая за 3 месяца подорожала втрое. И в дальнейшем, как только кто–то начинал бряцать оружием вокруг Персидского залива, нефтяные котировки исправно стремились вверх, пробуждая горячие фантазии о грядущем торжестве "третьего мира" над "первым".
Правило вроде бы не знало исключений. Цены росли и после свержения иранского шаха, и в начале конфликта между Ираном и Ираком, подпрыгивали вверх во время короткой "Войны в Заливе". А 12 лет назад операция Iraqi Freedom положила начало нефтяному ралли, вытолкнувшему цены к $150 за баррель, и обогатившему всех, кто прямо или косвенно имел отношение к добыче и продаже углеводородов — от Каракаса до Дубая и от Лагоса до Осло. В стороне от этого золотого дождя остался разве что Иран, лишенный возможности выбросить свою нефть на рынок по причине международных санкций. Несколько иначе получилось во время войны в Ливии. Нельзя сказать, что эта война была причиной роста нефтяных цен, но во всяком случае она помешала их падению. Уверен, что нефти было пора подешеветь еще года три назад, однако нехватка на рынке ливийских поставок задержала цены на сравнительно высоком уровне.
Но любому везению приходит конец, и нефтяные цены, покатившиеся вниз год назад, вовсе не собираются останавливаться на этом пути. Вопреки заблуждениям о том, что достаточно что–то разбомбить или взорвать в сирийской или иракской пустыне — как черное золото снова станет дороже. Не станет.
Не станет, потому что на протяжении тысячелетий технологии и инновации изменяли мир гораздо сильнее, чем войны и перевороты. Цена на нефть больше не боится стрельбы. "Сланцевая революция" нефтяного рынка — это всего лишь одно из проявлений глобального технологического тренда, в рамках которого "власть над миром" переходит из рук чиновников и генералов в руки ученых и предпринимателей. И это — хорошая новость.
Другую новость каждый может оценить самостоятельно. Приятно ошибаться в плохом прогнозе. Я пару раз писал о том, что в смысле среднего уровня личного потребления россияне оказались в 2007 году. Нет, поправляет Росстат, потребление опустилось на уровень 2008 года. Причем сокращение потребления коснулось не только промтоваров. Мы стали заметно меньше есть — минус 11,5% к прошлому году. Тот, кто в этой ситуации предсказывает рост инвестиций в агропром, — либо большой оптимист, либо не знает математики.