Россия, как и остальная Европа, готовится отмечать 100-летнюю годовщину начала Первой мировой войны. В период между выстрелом в Сараево и официальным объявлением войны Петербург жил митингами и погромами.
С первых же дней после убийства в Сараево эрцгерцога Франца Фердинанда наблюдатели зафиксировали подъем патриотических настроений в России. И сейчас большинство обывателей близко к сердцу принимают обострения отношений между славянскими народами и Западом, но сто лет назад все происходило куда более жестко.
Антигерманские настроения вообще подогревались к тому времени довольно давно и небезосновательно, подозрения к Берлину Москва испытывала начиная с Берлинского конгресса. Газеты с тревогой писали о растущем военном бюджете Германии и требовали расторжения невыгодных торговых соглашений с Германией, заключенных в начале века, а военный министр Владимир Сухомлинов еще зимой 1914 года выступил с боевитой статьей в "Биржевых ведомостях" под названием "Мы — готовы!", в которой "в полном сознании великодержавной мощи нашей родины, так нелепо оскорбляемой зарубежной печатью" заявил, что "русская армия... явится, если бы обстоятельства к этому привели, не только громадной, но и хорошо обученной, хорошо вооруженной, снабженной всем, что дала новая техника военного дела".
Практически ни у кого не было сомнений в необходимости поддержать Сербию в противостоянии с Австро-Венгрией. На улицах Петербурга возникали стихийные демонстрации. "Толпы народа всякого звания и положения ходили по улицам с царскими портретами и флагами и пели "Спаси, Господи, люди Твоя". Кричали бесконечное "ура", — вспоминал генерал А.Спиридович. В точности так же описывал происходящее депутат IV Госдумы А.Бадаев: "По улицам Петербурга с утра до вечера шествовали манифестации. С портретами царя и трехцветными флагами дворники, полицейские и охранники вместе с обывателями всех рангов и мастей расхаживали по городу, пели “Боже, царя храни” и во все горло кричали "ура". Правда, отмечает Бадаев, поощряемые властями демонстранты зачастую переходили границы: "Под охраной правительства, обнаглевшие до последней степени, они сбивали шапки с прохожих, врывались в трамваи и дома, избивали всякого, кто не хотел их поддерживать". Эйфория охватила всех, и интеллигенцию, и мелкую буржуазию, и студенчество. Даже Максим Горький и Федор Шаляпин стояли вместе со всеми на коленях на Дворцовой площади перед вышедшим на балкон царем.
На фото: Первая Мировая война Очередь за сахаром, 1915 г.
На заседании Госдумы (депутатов срочно отозвали с каникул), где Николай II объявил о начале войны, его поддержали все фракции. Все в один голос заявили о том, что необходимость победить Германию и Австро-Венгрию выходит на первый план по сравнению со всеми прочими политическими задачами. Ответная речь председателя Думы Родзянко ("Государственная дума от лица русской земли спокойно и твердо говорит своему царю — дерзайте, государь!") прерывалась аплодисментами восемь раз, а завершилась хоровым исполнением "Боже, царя храни". Только фракция большевиков покинула зал заседаний в знак протеста против голосования за военные кредиты.
Массы, естественно, не ограничивались криками "ура!" и даже сбиванием шапок с прохожих. Начались антигерманские погромы, самым знаменитым эпизодом которых стал разгром германского посольства на Исаакиевской площади. Здание и само по себе вызывало раздражение горожан из-за тяжеловесной архитектуры и "похабных" статуй Кастора и Поллукса, так что разграбили его с особенным удовольствием, а статуи сбросили в первую очередь. "Громили здание посольства дня три, сломали двери, выламывали решетки окон, выбрасывали мебель, целиком шкафы с бумагами... Толпа выкрикивала ругательства и проклятия в адрес кайзеровской Германии и самого кайзера", — так описывали происходящее очевидцы. "Полиция только просила не ходить на тротуар перед посольством", — замечал генерал Спиридович. Только через некоторое время толпу все же разогнали брандспойтом. Громили магазины, булочные, принадлежавшие немцам и австрийцам, редакцию газеты "St.Petersburger Zeitung". Через несколько дней Николай II постановил переименовать Санкт-Петербург в Петроград, а через два года рост антигерманских настроений привел к созданию официального, государственного Особого комитета по борьбе с немецким засильем.
Но не только одним патриотическим подъемом жил пока еще Петербург накануне начала Первой мировой войны, и не все были рады войне. Рабочие восстания никуда не делись: в середине июля, например, полиция расстреляла 12-тысячный митинг рабочих Путиловского завода, двое человек были убиты. На следующий день город охватила всеобщая забастовка, в которой участвовали почти 100 тысяч рабочих. Через несколько дней количество бастующих достигло 150 тысяч человек, начались массовые аресты, а рабочие принялись строить баррикады и вести бои с полицией. Стачки и выступления продолжались все лето (а осенью были арестованы и сосланы депутаты-большевики, в том числе Бадаев). Большевики вели антивоенную пропаганду и устраивали демонстрации под лозунгами "Долой войну!" (в одной из них, в Москве, принимал участие Сергей Есенин), но их разгоняли силой, как и бунты, которые устраивали на призывных пунктах в регионах мобилизованные на воинскую службу.
Не прошло и двух лет, как настроения многих из тех, кто поддерживал войну, переменились. Неудачи на фронте, обнажившиеся проблемы со снабжением и ужесточение внутренней политики заставило и депутатов, и студентов пересмотреть взгляды. Сейчас россияне тоже часто переживают за славянские народы, но их недовольство с некоторых пор не выходит за рамки интернет-баталий или согласованных митингов, на которых никто больше не громит посольства и не дерется на баррикадах.
