"Выходной Петербург". Мастера русского слова

Геннадий Зюганов на прошлой неделе обнаружил, что Навальный напоминает ему Ельцина, только трезвого. Чем именно — не уточнял, но из уст Зюганова подобное сравнение не кажется комплиментом. Возможно, он вдруг почувствовал в Навальном ту разрушительную силу, которой всегда опасался в Ельцине. В тот же день в "Фейсбуке" распространялась фотожаба на Навального, в чьем лице как будто бы проступали черты Ельцина. Подпись гласила: "Вова, я вернулся!"

Ельцин и Навальный действительно очевидным образом схожи в одном — в напряженных отношениях с правовым полем. Оба критикуют несовершенство правовой системы и коррупцию, но их безапелляционные оценки и резкие движения в публичном пространстве ведут к разным последствиям: оппозиционный лозунг "Банду Ельцина под суд!" или приговор к реальному сроку. Сразу обнаруживается и еще одно различие: если Навальный в 2010–х сосредоточен на очень частных вопросах, от которых как будто бы можно сделать обобщающие шаги, то задачи Ельцина в 1990–е годы были масштабны и он двигался от общего к частному.

Надо сказать, что масштабно и речевое наследство покойного Бориса Ельцина, прочно укоренившееся в национальной культуре: его произношение ("шта", "панимаиш", "расияни") и фразы вроде "не так сели" долгие годы служили материалом для пародистов и даже разошлись на рингтоны.

Алексей Навальный тоже работает на будущее, и вброшенные им ярлыки и слоганы уже массово воспроизводятся: "жулики и воры", "Да или нет?", незабываемы и его митинговые интонации, которые, как уже приходилось отмечать, на пользу его имиджу не идут.

Надолго ли задержится политик в народной памяти и насколько востребованы будут обществом его слова и реплики, предсказать трудно. Но можно предположить, что Ельцин стал такой значимой для россиян фигурой по одной неочевидной причине. Нет другого политика, чья речь с такой точностью отражала бы все свойства русской языковой картины мира. Не исключено, что поэтому широкие народные массы слушали этого человека с неизменным сочувствием даже тогда, когда его рейтинг скатывался практически до нуля. Мир предстает в ельцинских словах таким, каким его рисует русский язык: иррациональным, непознаваемым и неконтролируемым, русское языковое сознание эмоционально и склонно к пассивности и фатализму, и это сквозит в большинстве высказываний Ельцина, даже призывающих к решительным действиям.

Ошибки

Исторический процесс в понимании Ельцина иррационален и неподконтролен человеку: "Ведь в истории порой действуют какие–то необъяснимые факторы. И к этому нужно относиться очень осторожно". При этом нужно помнить о прошлом, понимать его, чтобы разрушить ненужное и построить будущее: "мы опять бы скатились в это советское болото", "остались эти гнилые советские корешки".

У Навального нет определенных отношений с прошлым, он погружен в настоящее, об историческом процессе не рассуждает, на вопросы о недавней истории России отвечает слишком схематично, как человек, который не думал об этом больше 5 минут подряд: "Мы строили космические ракеты и передавали друг другу легенды о магазинах, где есть 40 сортов колбасы без очереди. Как сейчас выяснилось, существуют страны, где есть и ракеты, и колбаса". Точно так же у Навального нет и проекта будущего, в чем его неоднократно упрекали. Программа 2012 года "Не врать и не воровать" годилась только для сиюминутных целей, как и родственная ей программа 2013 года со слоганом "Измени Россию, начни с Москвы", разделом "Прозрачность и борьба с коррупцией" и ключевым понятием "честный бюджет", вынесенным на главную страницу личного сайта.

Ельцин всегда преподносил себя как личность, противостоящую потоку истории, призывая разрушить советское прошлое и бороться с административно–командной системой: "Считаю одной из задач решительно провести децентрализацию власти и экономики, демонтаж командно–административной системы. Именно отсюда исходит сегодня угроза возврата общества к прошлому" (из выступления на Съезде народных депутатов в 1989 году). При высокой оценке своей исторической роли Ельцин много говорил и о своих ошибках — свидетельствах того, что человек не может справиться с судьбой, ведь ошибка происходит сама собой, помимо воли субъекта.

Алексей Навальный строит свой публичный имидж на противопоставлении личности системе, но вот об ошибках мы от Навального почти ничего не слышали. Возможно, для признания ошибок еще рано.

Разум и чувства

Эмоциональное начало в мировосприятии Ельцина вытесняет рациональное. Ряд решений, своих и чужих, в мемуарах объясняется эмоционально: "Я психологически не мог занять место Горбачева" или: "Я понимал, что нервы у всех на пределе". Лозунг "Голосуй сердцем" как воплощение президентского имиджа был возможен только в 1990–х. В своем прощальном обращении 1999 года, которое обозначило появление более рациональной и прагматичной модели власти, Ельцин апеллирует к "удивительной мудрости" россиян, а вовсе не к их интеллекту.

"Жалость" Ельцин испытывает как к политическим оппонентам, так и к тем, кого отправляет в отставку, и даже к Путину, которому передавалась "шапка Мономаха". Исторические процессы он описывает в категориях боли и страданий (как физических, так и духовных), с эпитетами "мучительный", "болезненный", информационная война — это для него вирус, а человеческая жизнь — кардиограмма, "шоковая терапия" нужна для создания "здоровой экономики".

Для Алексея Навального здоровье не является источником понимания мира, ему ближе метафора политики как вооруженного конфликта ("финальная битва", "революция", "наша борьба" и т. п.) и политики как животного мира, иногда цирка или зоопарка ("жаба сама с вентиля не спрыгнет"). Жалости, сострадания и прочих христианских эмоций в его высказываниях нет. В развернутых рассуждениях, которые можно найти в его блоге, он предпочитает структурировать аргументы как рациональные.

Простота нравов

Речь Ельцина целенаправленно избегает канцелярских и иноязычных слов, даже в выступлениях на съездах народных депутатов. Характерный пример из мемуаров: "Не импичмента я боялся, а именно простого русского глагола — "сняли". "Скинули". Или еще как нибудь похлеще". В этом Алексей Навальный может выглядеть продолжателем ельцинской риторики, предпочитающим простые русские слова. Сергей Собянин в силу своей тонкой душевной организации полагает эту манеру хамством и оттого отказывается участвовать в дебатах с Алексеем Навальным. Знаменитое ельцинское "вранье" до сих пор остается любимым словом власти. Оно же звучит теперь из уст Алексея Навального и Владимира Путина, правда, последнего никто не упрекает в хамстве.

Алексей Навальный, как и Борис Ельцин, опредмечивает политические смыслы: "Нынешняя власть — это не здоровая рыбина, это скорее рыба–шар или латиноамериканская жаба, которая при виде опасности раздувает себя с помощью телевидения, показывающего врущих проституток–телеведущих или чудиков из СК в синих мундирах, лопочущих, что они всех посадят".

Близость Ельцина к народу, поддержанная всеми этими "загогулинами" и "помириться после драки", внушила многим и многим миллионам безотчетное доверие к человеку, который воплощал непредсказуемую и мощную силу. Он любил слова со значением тяжеловесности для обозначения позитивной оценки ("солидный", "основательный", да и все тот же "политический тяжеловес").

Навальный, в отличие от Ельцина, тяготеет к поверхностности и к грубоватой иронии, которая страшно удаляет его от народа, потому что большинство принимает ее за пресловутое вранье, не чувствуя оттенков. Позитивная оценка у Навального обозначена смысловым рядом "честность", "прозрачность", "открытость" и т. д.

Навальный — это, конечно, не Ельцин сегодня. Каждый из них — законченный продукт своей эпохи со своей системой ценностей и приемами убеждения. Ельцин невозможен в современной России, Навальный был невозможен в позднем СССР.