Сбербанк: девальвации не будет

Автор фото: ИТАР-ТАСС

Директор Центра макроэкономических исследований Сбербанка Ксения Юдаева рассказала "ДП" о том, почему в России не будет девальвации после выборов.

Недавно одна госструктура сообщила, что за январь из страны утекло $17 млрд, а другая - $11 млрд. Почему такая разница?
- Все оценки очень приблизительны. У Центробанка, конечно, самые точные. В наших условиях такая разница, по первоначальной оценке, не кажется мне сверхгигантской. Я не разделяю гипотезу о том, что бегство капитала носит только или даже преимущественно политический характер. Тем более мне немножко смешны все эти вопросы, что все изменится, как только пройдут выборы.
Даже если бегство капитала связано с инвестиционным климатом, то, на мой взгляд, после выборов вообще ничего не изменится. Основная причина не бегства, а оттока капитала - это рефинансирование зарубежных долгов, в том числе за счет отечественных. Последние 1,5-2 года в России процентные ставки были ниже, чем за рубежом. Сейчас, когда российские ставки подросли, мы в очередной раз увидим замедление этого процесса. Для января традиционен отток капитала: в последнюю неделю года Минфин выкидывает очень много ликвидности. Процентов на десять растет денежная масса. Соответственно, отток идет в начале января.
По моим ощущениям, в феврале этот процесс как минимум затормозился. По моей опять же интерпретации, отток капитала в первой половине прошлого года в основном был связан с тем, что в конце 2010 года очень много денег напечатали для финансирования бюджета. В банковской системе образовалась так называемая избыточная ликвидность. Соответственно, банки снижали процентные ставки по кредитам и выпускали сравнительно дешевые облигации. Это подпитывало так или иначе отток капитала. К июню, когда избыточная ликвидность закончилась, отток капитала фактически прекратился. В августе все началось снова-здорово уже по другой причине: потому что начался новый виток европейского кризиса. В моем понимании эти макроэкономические факторы гораздо важнее, чем политические. Я готова себе представить, что есть некий политический фон, благодаря которому у нас по­стоянный, никогда не прекращающийся отток капитала. Он всегда был порядка 2% ВВП. Может быть, он в последнее время усилился, но я не вижу это основным фактором, и уж точно я бы никак не связывала его с выборами. Если он с чем-то и связан, то с инвестклиматом. Само по себе 4 марта никаких изменений в инвестиционном климате не несет.
Но многие как раз и говорят, что 24 сентября, когда была объявлена очередная рокировка Путин  - Медведев , они проснулись с другим настроением. Как вы думаете, оно влияет на экономику?
- Изменилось политическое настроение, но как оно влияет на экономику, отследить практически невозможно, потому что это совпало с усилением европейского кризиса. Он при всех прочих равных гораздо важнее, чем что-либо другое. Европейские банки перестали российским компаниям давать деньги, по степени важности это более значимо. Да, наверное, все проснулись в другой стране, но ведь это решение не было неожиданным.
В теории экономических и финансовых кризисов основное то, что кризис обычно возникает как бы на пустом месте. Не то чтобы совсем на пустом, но есть какая-то проблема, которая существовала много лет и вроде бы ни на что не влияла, но вдруг к ней все начинают менять отношение, и развивается кризис. Та же американская ипотека - 10 лет ее выдавали, цены на жилье росли, и все считали, что у нас новая эпоха.
Потом вдруг оказалось, что и цены на жилье - пузырь, и ипотеку кому угодно давать нельзя. То же самое с любыми валютными кризисами и долгами. 10 лет греки брали долги, и все было замечательно, а тут вдруг оказалось, что они банкроты. Мне кажется, что в политике действует похожий механизм. Это решение 24 сентября действительно выступило неким катализатором, но проблемы накапливались много лет. Ситуация все равно должна была взорваться, не по этой причине, так по какой-то другой. Но я считаю, что проблема возникла не в сентябре, а 4 декабря. Если бы не было таких подделок результатов голосования по Москве, все скушали бы.
Есть такой сценарий, что за выборами неизбежно последует девальвация. Вы с ним согласны?
- Его озвучили полгода назад. Я и тогда была с ним не согласна. Тем более сейчас считаю, что он не реализовался. Гипотеза состояла в том, что из страны будет идти отток капитала, ЦБ из опасений того, что перед выборами нельзя злить людей, будет удерживать курс, а 5 марта отпустит, и будет девальвация. Повторится ноябрь 2008 года.
Во-первых, я не вижу оснований, чтобы рубль дешевел. Да, если бы был европейский кризис, не было арабской весны, нефть бы сильно упала, тогда были бы основания для того, чтобы курс подешевел. Но все было наоборот, а сейчас еще в начале года обстановка вокруг Европы слегка стабилизировалась.
Единственная причина, по которой у нас после выборов может быть девальвация, - это если 20 марта Греция объявит дефолт и выйдет из ЕС. Или не 20-го, а 5-го или 14-го. Тогда будут довольно серьезные потрясения на мировых рынках, и все рисковые валюты опять резко подешевеют к доллару. Извините, к нашим выборам это будет иметь гипотетически-статистическое отношение. Нужно иметь очень больное сознание для того, чтобы эти два фактора связать.
То есть вы не считаете, что рубль сейчас переоценен?
- Если рубль переоценен, то только в одном смысле. Как бы мы ни гордились своей страной, некоторые финансисты придумали очень циничное название рублю: рубль - это дериватив на нефть. С учетом политической ситуации в мире нефть сейчас переоценена. Она была бы существенно дешевле, если бы не было политических факторов: арабской весны, иранского эмбарго, если бы какие-то нигерийцы не бегали перед зданием своего правительства, если бы Южный Судан не спорил с Северным и т.д. По чисто политическим причинам нефть переоценена. Она должна быть, допустим, не $120, а, там, $80. Если вдруг эти политические факторы рассосутся либо экономическая ситуация, как в 2008 году, станет со­всем плохой, то нефть подешевеет. Но с учетом цены на нефть, я думаю, рубль сейчас более или менее соответствует сегодняшнему курсу.
Другое дело, что с учетом ситуации в мире я бы очень внимательно смотрела за нефтью отдельно, за газом отдельно, потому что цена на газ от нефти отвязывается. Это происходит по экономическим причинам, потому что американцы придумали, как использовать сланцевый газ, и рынок газа через 5 лет, скорее всего, будет совсем другим. И по политическим тоже, потому что опять же на новой карте газа газовые страны и нефтяные страны - это не одно и то же. Те политические факторы, которые действуют в отношении нефти, в отношении газа не действуют. Поэтому газ в долгосрочной перспективе будет дешеветь.
В разгар кризиса 2008 года вы писали, что наша банковская система не совсем здорова, потому что мало настоящих банков, а много тех, которые существуют как довески к промышленным холдингам. Что-то изменилось?
- Нет. Наша банковская система за последние 20 лет изменилась очень мало. Время от времени в ней вскрываются трупы огромных размеров. Банк Москвы - это последняя вопиющая характеристика состояния нашей банковской системы. Проблем много, их реальной расчисткой никто не занимался, и проблемы сосредоточены как в малых (Межпромбанк какой-нибудь), так и в крупных банках. Пока за счет поддержки ликвидности и других факторов она держится на плаву. Часть этих проблем она переваривает и, может быть, оздоравливается в каких-то кусках, но тем не менее таких сюрпризов, как Банк Москвы, у нас еще много.
Но это отдельные проблемы или это в целом грандиозный фейк, в котором куда ни ткни, там лопнет или взорвется?
- Есть и здоровые элементы, и фейк. Мне кажется, что очень серьезная проблема - это недостатки регулирования политической воли при осуществлении надзора. Мы не знаем до конца, что фейк, а что нет.