Андрей Могучий: "В живых бы остаться. Какой там нафиг миллион долларов"

"ДП": Раньше у Вас борода была значительно меньше.

Андрей Могучий: Я решил испытать ее на прочность, на предел.

"ДП": Вы внешне все больше начинаете соответствовать своей фамилии.

Андрей Могучий: Наверное, вы правы. Фамилия жизнь структурирует. Я не пытаюсь специально ей соответствовать. Но огромное количество событий в моей жизни, я абсолютно уверен,
связаны с фамилией. И может быть, из-за этого даже какой-то внутренний конфликт возникает. Потому что я, на самом деле, человек тихий и спокойный, любящий "полежать где-нибудь в углу".

Но жизнь складывается совершенно иначе: в институте старостой назначат, на театральном форуме группа молодых режиссеров обязательно попросит с трибуны выступить - почему не толкнуть вперед человека с такой фамилией? Мне это по большому счету неприятно, но просят же люди, приходится отрабатывать.

"ДП": Новый спектакль "Изотов" поставлен по пьесе малоизвестного драматурга - Михаила Дурненкова. Зрителю это имя вообще не знакомо. Почему такой выбор?

Андрей Могучий: Придут те, кто хочет прийти. И на это повлиять никак невозможно. Как бы мы не Андрей Могучийстарались. Единственно, что мы можем - попытаться быть искренними перед самими собой. Делать то, что на сегодняшний момент нам кажется важным, стараться это важное сартикулировать в какой-то приемлемой форме. Вот и всё.

Что же касается Миши… Была идея с Эдиком Бояковым (художественный руководитель театра "Практика" – прим.Ред) сделать какую-нибудь историю с его драматургом. С моей стороны был посыл, что это возможно только в случае, если драматург будет работать вместе с театром. А не отдельно от него, дома.

Сначала договорились, что проведем некий кастинг драматургов, и с кем у меня случится совпадение, с тем и буду работать. Пришел Миша и кастинг как на нем начался, так на нем и закончился. Он приехал в Петербург, мы поездили туда-сюда. Я свозил его в Комарово, еще раз поговорили, и он написал пьесу, которая и до сей поры перерабатывается и, я думаю, будет перерабатываться до последнего, премьерного дня.

Мы задумывали пьесу как историю о неком месте. Почему я его и возил в Комарово. Меня интересовала тема заповедников – мест, которые исчезают; такие своеобразные остатки культурной Мекки. Но потом, в процессе работы, история из заповедника трансформировалась в историю о человеке, который возвращается к самому себе. На сегодняшний день эта тема меня интересует сильнее всего. Вернуться к себе очень трудно, практически невозможно, и для этого нужны какие-то сверхобстоятельства: стресс, болезнь, а может, и смерть… Не знаю.

"ДП": В отношениях с "Формальным театром" взят тайм-аут?

Андрей Могучий: Сейчас у меня всё каким-то странным образом завязывается в узел. В декабре будет фестиваль под названием "Театральное пространство Андрея Могучего", он приурочен к 20-летию "Формального театра". Там ничего не будет нового, все мои старые спектакли, ну и "Изотов". Сам по себе показ спектаклей перестал меня интересовать.

Это бессмыслица – просто показывать спектакли. Процесс обнуления, сжигания мостов - вот важная для меня тема сейчас. Возможно, на фестивале мы этим будем заниматься. То есть показ спектаклей - не задача фестиваля. Уничтожение "Формального театра" - тоже не самоцель.

Самоцелью может быть только рождение чего-то нового. Я не знаю, что это будет, не берусь даже прогнозировать. Но что-то мы попытаемся сделать – заронить зерно, которое, возможно, спровоцирует реинкарнацию "Формального" театра. Или меня. Фестиваль используется как некий повод для обнуления, возвращения к себе, понимания того, что ты делаешь и зачем.

"ДП": У обывателя в голове возникло некое раздвоение относительно Вас: есть Андрей Могучий – революционер и основатель "Формально театра" и Андрей Могучий - академист, штатный режиссер "Александринского театра", представитель театральной элиты. Вы сами думаете, по какую Вы сторону баррикад?

Андрей Могучий: По две стороны. Мне интересно и там и там. Мне кажется это вещи, с одной стороны, взаимоисключающие, с другой – взаимообогащающие. Эта ситуация, конечно, не бесконечна, она может, в конце концов, осточертеть, как и всё в жизни. Но сейчас меня она не смущает.

Я могу работать на такой территории свободы, как "Формальный театр" – тут вообще никаких ограничений кроме финансовых нет, и могу работать в академическом театре, который обладает достаточно большим количеством возможностей, которых нет в "Формальном театре". То на одном стуле посижу, то на другом. Для меня это продуктивная ситуация.

"ДП": Вы на сегодня, пожалуй, один из самых титулованных российских театральных режиссеров. Меняется ли что-то внутри, в плохую сторону, когда есть всеобщее признание? Есть минусы от успеха, которые Вас лично раздражают?

Андрей Могучий: Любое признание порождает ограничения. Во-первых, возрастают внутренние барьеры. Возникает некий страх, он, конечно, связан и с возрастом, но, как известно, чем выше забираешься, тем больнее и дольше падать. Но вопрос не в том, какие у тебя проблемы и сколько их, а то, как ты их решаешь. Если осознаешь проблему, то шанс ее решить существует.

Процесс осознания я, вроде, прошел успешно, а как решить – еще не знаю. Но еще когда я получал первую "Маску", это был год, вроде, 2000-ый, я на удивление испытывал какую-то неприязнь. Очень легко надеть маску на лицо и так и остаться в ней. Вопрос в том, имеешь ли ты смелость её снимать, хотя бы периодически, но лучше навсегда. "Маски" отдаляют тебя от тебя самого. И в этом смысле, они - небезвредная вещь.

"ДП": Вы когда-то говорили, что не любите общаться с журналистами и делаете это только, чтобы поддержать персонажа-Андрея Могучего.

Андрей Могучий: Наверное, состояние у меня было тогда соответствующее... Не совсем так. Если мне неинтересны вопросы, то я просто не отвечаю на них. А на интересные вопросы отвечать важно, потому что, формулируя что-то, начинаешь про себя понимать новое.

"ДП": Я-то думала, что сейчас мы делаем что-то полезное для людей. Ведь далеко не каждый имеет возможность подойти к Вам и задать вопрос….

Андрей Могучий: Я меньше всего забочусь о человечестве, скажу вам откровенно. Я в этом смысле -эгоист. Для меня важно только одно – чего я пойму сам в этой жизни. Это не значит, что я человеконенавистник, хотя, возможно, есть этапы в моей жизни, когда я мог бы так про себя сказать.

Но честность в моей профессии заключается не в том, чтобы угадать чего хотят от меня услышать люди, а в том, чтобы разобраться с самим собой. Я собственно этим и занят, не эксбиционизмом, конечно, но, тем не менее. И это и есть материал и повод для творчества. Другого - нету. Могу говорить только о том, что знаю. А знаю, и то плохо, только самого себя. Пытаюсь его изучать, этого человека. Окружающих же изучить практически невозможно. А общественно полезным может быть только то, что подлинно или, по крайней мере, искренне.

"ДП": Так получается, что в современной России нет интеллектуальной элиты, которая бы активно выражала свою гражданскую позицию, была бы примером и ориентиром для молодежи. Почему?

Андрей Могучий: Государство расставило приоритеты другие. Понятно, что каждая формация выдвигает элиту, которую она считает важной. Так Сталин в науку, по каким-то соображениям, вкладывал огромные деньги, потому фундаментальная наука расцветала и была богатейшей отраслью.

Сейчас поменялись приоритеты, и фундаментальная наука в руинированном состоянии. Так, где есть энергия, которая является предметом интереса общества и государства, там и появляется элита. Мы не владеем умами, потому что сейчас объективно это невозможно - нет потребности в такой элите. Это не значит, что интеллектуалы должны молчать, но я говорю про результативность.

"ДП": У вас нет ощущения, что Петербург, в плане театра, стал абсолютно провинциальным городом, не в пример Москве?

Андрей Могучий: Я с вами согласен, с одной стороны. С другой, в Москву я не хочу. Она очень чётко отражает сегодняшнее время. Процент подлинных вещей и там очень низок. Может, даже ниже, чем у нас. Да, в городе с театром стало хуже. Что тут спорить. Но в Питере мне находится гораздо приятнее, мне тут гораздо интереснее придумывать. А потреблять? Я уже давно не потребляю искусство.

Москва при всей её интенсивности, с моей точки зрения, заражена бациллой поверхностности, торопливости. Там такая fast culture. И это может, конечно, кому-то нравится, мне - не нравится. Но уж, если в Питере что-то возникает, то возникает по полной программе, тут такая глубина проникновения! А если нету, так уж нету, но всё по честному. Рябь на воде и глубина – вот разница между Москвой и Питером.

"ДП": Культуре для развития нужны деньги?

Андрей Могучий: Вопрос непростой, несмотря на прямоту. Но, я думаю, что - нет. Нужна мотивация. Мотивация, на самом деле, не лежит в области зеленых купюр. Она лежит в более глубоких водах. Если эти воды перекрыты, они и не продуцируют никаким образом. Но конфигурация, как известно, меняется. В зависимости от жесткого космического облучения. И поэтому, может так получиться, что именно в Питере будет происходить что-то значимое, вне зависимости от количества денег.

"ДП": Ваши профессиональные принципы?

Андрей Могучий: Это очень не просто, но стараться не делать того, что не хочешь делать. Непросто, потому что, обычно, именно в этой, не твой области, платят хорошие деньги.

"ДП": Но вы же понимает, что Могучий - это уже бренд?

Андрей Могучий: Ужасно.

"ДП": А разве возможно иметь признание и не быть брендом?

Андрей Могучий: Возможно. Ты, конечно, становишься заложником своего успеха: должен ему соответствовать, на него работать. Тяжелая, надо признать, ситуация, когда ты должен обслуживать свой успех. Но приходится. Потому что успех вроде как обеспечивает твою жизнедеятельность. И это – работа на успех - отнимает большое количество энергии. Вот из этого порочного круга вырваться очень трудно, но возможно.

Что получается со мной. Директора, продюсеры время от времени пытаются меня сильно пользовать – одно предложение, другое, третье…. Кому-то, наверное, это было бы даже в кайф. Но я начинаю болеть в прямом смысле, мне это не в кайф.

У меня такой организм: включается механизм самосохранения. Поэтому я, руководствуясь инстинктом самосохранения, возможно, наберусь, смелости и не буду продаваться. Возьму и откажусь от всех 8-9 предложений…

"ДП": А если бы вам предложили гонорар в $1 млн?

Андрей Могучий: Ну, я бы, наверное, сделал спектакль и больше вообще ничего не делал. На самом деле, судить о таком предложении виртуально - трудно. Предложите – будем оценивать. Вопрос однозначно не может быть решен. Потому что дальше возникает вопрос: а что делать?

"ДП": Есть запретные темы?

Андрей Могучий: Любое табу преодолимо. Вопрос не в том могу ли я поставить политический или порнографический спектакль, вопрос в том, для чего? Если целеполагание, сейчас пафосно скажу, лежит в художественной или духовной области, тогда, наверное, нет никаких табу. Если задача исключительно в получении денег, тогда, думаю, для меня это будет определенным ограничением. Я не хочу выглядеть правильным мальчиком, но факторов, которые влияют на принятие решение сделать спектакль за гонорар в $1 млн - много.

Получишь этот млн, а на следующий день умрешь от инфаркта, или убьют тебя. И что за радость? А можно и без миллиона долларов распрекрасно существовать. Вот Киркоров, что он делает? Я даже сформулировать не могу. Я бы не стал делать то, что он делает ни за какие деньги? Ну а ему нормально как-то, и он бы ни за что не стал делать то, что делаю я.

Я последнее время довольно плотно сталкиваюсь с ментовским миром, с медицинским миром. И вот, что меня бесит. Милиция вообще не занимается своим делом, только "бабки" зарабатывает. Врачи – тоже самое, сплошные разводки. Сейчас врачи не врачи, менты не менты, летчики не летчики. И так далее. Все считают "бабки". Настало время полнейшей дискредитации профессий. И в моей среде все точно так же. Атрофируются у людей какие-то очень важные органы. Совесть, например.

Сегодня совестливость - не то качество, к которому надо стремиться. Хоть я и сказал, что миллион возьму, но за миллион я могу сделать только то, что не противоречит моей совести и искренности, таким вещам, которые являются инструментом для меня как для художника. И мне этот мой инструмент дороже миллиона. Ровно потому что я им живу.

Если он в голове начинает умирать, а деньги его могут убить, тогда на физическом плане у меня, как минимум, начинается недомогание, а как максимум – я заболеваю. У одной моей хорошей знакомой отец в 45 лет вступил в коммунистическую партию. Вступил, потому что боялся не прокормить семью. Но такой шаг, мягко говоря, противоречил его ценностям. В итоге – инфаркт. Человек, входящий в противоречие со своим предназначением, запросто может умереть

Вывод такой – в живых бы остаться. Какой там нафиг миллион долларов.

"ДП": Что заставляет делать театр?

Андрей Могучий: В разные этапы жизни – разное. В какой-то момент тщеславие, в какой-то - деньги. Но главное в чем-то другом. И это главное объяснить-то невозможно, совершенно безотчетная вещь. Это как болезнь. Ну, заболел. Теперь болею.

"ДП": Может такое случиться, что в один прекрасный момент Вы скажите, что с театром покончено?

Андрей Могучий: Может. Более того, готовность к этому - единственное, что дает свободу. Вот я отлично могу водить машину, и в любой момент готов начать этим кормиться.

"ДП": А если бы была возможность заново прожить жизнь?

Андрей Могучий: Ну это глупо – наделаешь ошибок не этих, так других. Конечно, я доволен тем, как всё складывается. Неразумно быть недовольным своей жизнью. Надо радоваться не вчерашнему дню и не завтрашнему, а сегодняшнему. Учиться такому взгляду, по крайне мере. Сложно, конечно. Черти терзают время от времени, а как же без них?