Максим Шостакович: "Я менял ноты в произведениях отца"

<BR><BR>Максим Шостакович стал тем, кто он есть, благодаря таланту и своему отцу. Два этих счастливых совпадения дали миру еще одного Шостаковича -- музыканта с большой буквы.<BR>Уже 5 лет Максим Шостакович, вернувшись из США, живет в Петербурге, продолжая выступать с концертами по всему миру. В прошлую пятницу состоялся его концерт в Большом зале Филармонии, накануне которого Максим Шостакович ответил на вопросы "Делового Петербурга".<BR>-- Максим Дмитриевич, Вы работаете только как приглашенный дирижер. Приходилось ли сталкиваться с отсутствием контакта между Вами и оркестром, которым Вам приходится дирижировать?<BR>-- Единственный барьер, который я когда-либо испытывал в работе с оркестром, -- языковой. Когда я начинал карьеру на Западе, язык знал еще не очень хорошо. Но это скоро прошло -- языку я научился на оркестрах. А вообще, когда оркестр занят музыкой, когда вы убеждаете его в своей интерпретации, в своем подходе, то и он зажигается этим. Нет, я никогда не жаловался на отсутствие контакта с музыкантами -- как человеческого, так и музыкального.<BR>-- Основа Вашего репертуара -- произведения Вашего отца. С западными оркестрами сложнее исполнять Шостаковича, чем с российскими?<BR>-- Музыку люди понимают независимо от своей ментальности. Когда я долгие годы был дирижером в оркестре Нового Орлеана, во всех газетах писали, что этот оркестр стал "шостаковистским". То есть мне удалось вложить в него любовь и понимание музыки моего отца.<BR>-- Когда Вы начинали дирижировать произведениями Шостаковича, это наверняка происходило под его руководством?<BR>-- Наоборот, я никогда с ним не советовался. Тогда во мне кипели собственные идеи. Я даже ноты в его музыке иногда менял или инструменты, хотелось что-нибудь убавить или прибавить. Это ведь был мой отец, у меня не было какого-то трепета перед ним, я не боялся что-то не так сыграть. Он, думаю, сочинил, а я тут еще что-нибудь присочиню -- казалось, что так лучше. Потом, после концертов, он всегда говорил мне, что хорошо, что плохо, но никогда не ругал, не говорил, что все неправильно. А уже потом я понимал, что отец прав.<BR>-- А сейчас что-то "добавляете" в партитуры Шостаковича?<BR>-- Нет, тот период отсебятины у меня давно прошел. Сейчас я как раз-таки стараюсь строго следовать партитуре.<BR>-- Вы сами никогда не сочиняли музыку?<BR>-- Нет, я решил, что одного композитора с фамилией Шостакович вполне достаточно. И отец мне говорил, что композитором нужно быть только тогда, когда не можешь не быть композитором.<BR>-- А кем Вы мечтали стать в детстве?<BR>-- У меня был двоюродный дядя -- он меня часто брал на охоту. Поэтому я мечтал стать охотоведом или лесником. Я вообще очень любил природу. Еще очень много рисовал -- даже картины маслом писал. Потом как-то забросил, но до сих пор что-то такое рисую.<BR>-- И все-таки Вы не стали ни художником, ни кем-то еще.<BR>-- То, что и я, и моя сестра должны были учиться музыке, не подлежало обсуждению. Не быть музыкантом в такой семье невозможно. Пока мы учились, отец специально писал для нас разные пьески возрастающей трудности. Когда я выучивал новое произведение, всегда играл ему, а он мне делал замечания, поправлял. Потом стал постоянно брать меня на репетиции, особенно мне запомнились репетиции Мравинского. Его облик меня настолько впечатлял, что, наверное, во многом благодаря ему я окончательно решил стать дирижером.<BR>-- Ваш старший сын Дмитрий стал пианистом.<BR>-- Он был пианистом, а потом бросил и стал сочинять электронную музыку, о чем я очень сожалею. Он сейчас живет в Париже.<BR>-- А его обучение музыке в детстве тоже было "обязательным"?<BR><B>-- Конечно. Тем более он еще застал дедушку, который с ним занимался так же, как когда-то</B><BR>со мной.<BR>-- Вы прожили в Америке 17 лет. Вы чувствовали, что живете в стране без своих культурных традиций?<BR>-- Америка славится замечательными оркестрами, концертными залами, она притягивает к себе многих музыкантов. И публика там ходит на концерты, любит музыку. В музыкальном отношении это как раз страна очень развитая.<BR>-- Да, но я имела в виду другое -- отсутствие культурных корней в стране.<BR>-- Я думаю, что в каждой стране есть люди, которые интересуются искусством, и есть, которые не интересуются. В России то же самое. А в Америке есть довольно большой слой населения, как-либо связанный с искусством.<BR>-- А почему Вы уехали именно туда?<BR>-- На тот момент в Америке жило много моих друзей, вообще в Америке очень много русских.<BR>-- Что стало толчком к Вашему возвращению?<BR>-- Младшие дети. Я хотел, чтобы у них было чувство национального самосознания, чтобы они были русскими, а не американцами. Последний год жизни в США мы даже специально переехали в город Джордвил, где есть знаменитый русский монастырь, -- туда стекалось много русских верующих, мы с ними общались, и мои дети постепенно привыкали ощущать себя русскими. Кстати, здесь, в Петербурге, мы с женой организовали школу при храме Святой Екатерины -- там же учатся и наши дети.<BR>-- Когда Вы вернулись, не пытались поселиться в той квартире, где родились?<BR>-- Нет, там ведь живут другие люди. Но я живу недалеко -- на углу Каменноостровского и Академика Лебедева, а родился на Большой Пушкарской.<BR>