О важности промышленного и интеллектуального импортозамещения по просьбе "Инвестиционного Петербурга" (спецпроект "ДП") поразмышлял доктор исторических наук, профессор Борис Ковалёв.
Сейчас в это трудно поверить, но встречая XX век, многие люди искренне верили, что он станет эпохой всеобщего благосостояния и мира. Ведь развитие науки и техники делает людей гораздо более разумными! Однако этого не произошло.
Десять лет российской истории, с 1906 по 1917 год, — как много в этот период произошло важных, знаковых и трагических событий: Первая русская революция и Первая мировая война, Государственная дума — первый законодательный "Орган народного представительства".
Расцвет так называемого Серебряного века пришёлся именно на это время. Вполне успешно укреплялось государственное регулирование экономики, вводились первые пятилетние планы развития сельского хозяйства, индустрии, путей сообщения. А сколько нового и интересного появилось в повседневной жизни! Электричество, автомобили, аэропланы! Поэт Александр Блок восторженно писал:
Летун отпущен на свободу.
Качнув две лопасти свои,
Как чудище морское в воду,
Скользнул в воздушные струи…
Правда, другой, не менее популярный автор — юморист Аркадий Аверченко весьма ехидно отзывался о проблемах, связанных с этими техническими новшествами. Дошло до того, что в петербургском языке появилось новое слово — "авочки". Оно обозначало молодых людей, изображающих из себя опытных авиаторов, "покорителей небесного океана".
Но всеми этими плодами цивилизации могли пользоваться лишь крайне малое количество подданных Российской империи. В государстве всё больше проявлялись серьёзные проблемы. К ним относился не только сильный разрыв между наиболее и наименее обеспеченными слоями населения. В стране очень плохо работал самый главный социальный лифт — отсутствовала система всеобщего обязательного образования. Даже на начальном уровне.
При этом счастливчики, поступившие в немногочисленные высшие учебные заведения, зачастую относились к государственной власти подчёркнуто оппозиционно. Это было модно.
Всё это происходило при молчаливом попустительстве уважаемой профессуры. Последней казалось, что страну спасёт лишь очистительное кровопускание революции. Но сама техническая интеллигенция — инженеры, техники, железнодорожники — для широких слоёв населения, для рабочих и крестьян, представлялись как своего рода элита, которая не только не готова, но и не собирается защищать их интересы.

Куда пойти учиться? И за сколько?
Следует подчеркнуть, что в России начала XX века для абсолютного большинства молодых людей получение полного среднего образования, которое давало шанс на поступление в университет, являлось несбыточной мечтой. Подготовка достаточного количества инженеров в России в значительной степени осложнялась недостаточным количеством средних учебных заведений в стране: классических гимназий и реальных училищ. А ведь только их выпускники имели право поступления в вузы.
Одной из ошибок руководства нашей страны в то время была недооценка важности подготовки технических специалистов не только высшей, но и средней и низшей квалификации. Министерские чиновники считали, что этим вопросом должны озаботиться сами предприниматели. Поэтому, несмотря на появление множества частных курсов и школ — политехнических, строительных, электротехнических, железнодорожных, телеграфных и т. п., — этих новых кадров для нужд страны было недостаточно.
Некоторые проблемы начала XX века не потеряли актуальности и по сей день. На протяжении последних лет наше общество активно дискутирует: какое образование лучше? Отечественное или зарубежное? Кстати, 100 лет назад этот вопрос также активно обсуждался. Понятно, что как в России, так и за её пределами есть качественные учебные заведения. И наоборот. Но ведь кто–то готов учиться исключительно ради знаний, а кому–то достаточно получить бумажку под названием "диплом". И неважно, что там будет написано.
В небольших немецких городках так приятно было попить замечательного пива, закусив сосиской с капустой. Да и преподаватели там зачастую смотрели на русских студентов весьма либерально. Что взять с этих славян! Но с европейским дипломом на родине их ждали весьма престижные должности. Сторонники поддержки отечественного политехнического образования с болью признавали, что "предприятия русской промышленности наводнены лицами, окончившими заграничные, преимущественно германские “техникумы”, с которыми людям, получившим образование в русских средних технических школах, бороться очень сложно".
При этом отечественное среднее специальное образование было явно лучше: "Если сравнить германский “техникум” с русским 4–классным средним техническим училищем, то на стороне последнего окажется очень много преимуществ. Так, на прохождение курса “техникума” требуется 2–2,5 года, а 4–классных средних технических училищ с подготовительным классом — 5 полных лет".
Ко всему этому ещё нужно прибавить, что в зарубежные "техникумы" шли люди, окончившие городские училища в России, которым не удалось поступить в русские технические заведения, как отмечал депутат Госдумы Владимир Милютин, "элемент менее подготовленный, а может быть, и менее способный". Их единственным достоинством было то, что они смогли найти деньги на обучение за пределами страны.
Но не в одном "низкопоклонстве перед Западом" заключалось превосходство обладателей зарубежных дипломов. Многие русские инженеры неоднократно говорили и писали о том, что "всё же эти лица по окончании “техникумов” сразу занимают в нашей русской промышленности значительно лучшие места, нежели их русские коллеги, затратившие на прохождение курса средних технических училищ в 2 раза больше времени. Объясняется это явление исключительно тем, что окончившие “техникум” именуются в своих аттестатах инженерами, тогда как окончившие 4–классные русские технические училища получают звание техника по соответствующей специальности. Эта разница в звании ставит русских и заграничных техников в различных плоскостях, делая одних высшими, а других низшими".
Выступая с докладом в Императорском русском техническом обществе за 2 года до начала Первой мировой войны, Владимир Милютин заявил следующее: "То, что в России называется инженером, на Западе будет дипломированный инженер, инженер с учёной степенью, но отнюдь не то, что обычно там именуется инженером".
Это был последний мирный год Российской империи — 1913–й. Верхушка общества упивалась достижениями прогресса. Среди них были патефоны и телефоны, аэропланы и автомобили. В значительной степени всё это закупалось за границей.
Государство, которое сегодня не хочет кормить учителя или инженера, завтра будет кормить чужого. И не важно, кем он будет: солдатом, бизнесменом или просто хозяином жизни. Реалии научно–технического прогресса заставили большинство соседей России озаботиться созданием широкой сети специальных учебных заведений. В это время в нашей стране по всем ведомствам насчитывалось около 2 тыс. профессиональных школ всяких типов, тогда как западноевропейские страны создали у себя целую сеть промышленных училищ, благодаря которым культурные начинания этих государств получили мощный толчок к своему экономическому росту. Можно назвать ещё одну важную причину, которая мешала развитию политехнического образования в России, — недостаточность финансирования.
Чиновники от образования привыкли, что часть денег поступала от заинтересованных лиц: промышленников и предпринимателей, инженерного сообщества. Но количество спонсоров было явно недостаточно. Требовалась серьёзная государственная поддержка.
Действительно, в одной только Пруссии в 1912 году было 3,5 тыс. машиностроительных школ при общем бюджете на них 13 млн золотых марок. Во Франции бюджет на техническое образование в 1912 году составил уже около 9 млн франков. В относительно отсталой Австро–Венгрии общее число профессионально–технических школ насчитывало до 3 тыс., с бюджетом свыше 5 млн крон.
На словах и чиновники, и предприниматели поддерживали идею развития технического образования. Но не всё было просто с планируемыми профессионально–техническими училищами. Ведь для большинства рабочих семей подросток уже рассматривался как потенциальный работник. Он был обязан зарабатывать деньги. Требовалось сделать так, чтобы эти лишние годы обучения не становились непосильной обузой для родителей. Поэтому и была высказана мысль, "что часто крестьянин или рабочий легче отдаст сына в мастерскую учеником, чем в ремесленную школу, так как в первой его содержат, кормят, поят и одевает хозяин, а в последних всё это должна, но не в силах делать семья. Только установлением большого количества стипендий можно достигнуть облегчения для семьи создавать из своих детей ремесленников".
Кто такой образованный рабочий–специалист? Это человек, который в состоянии заработать и на себя, и на свою семью. Это определённая подпорка среднего класса. Этот человек меньше подвержен революционной пропаганде и идеям разрушения. На своём примере он ощущает возможности социального лифта. Но в Российской империи с сильными сословными пережитками с этим имелись немалые сложности, однако дети из среды рабочих и крестьян должны были получить шанс.

Борис Ковалёв
Кто лучше выполнит военный заказ?
Долгие годы Россия традиционно рассматривалась как государство, экспортирующее свои полезные ископаемые и ресурсы. И пусть на протяжении веков их вид мог видоизменяться, сам смысл получения доходов от внешней торговли не менялся. Основными товарами российского экспорта в начале XX века являлись хлеб в зерне и муке, отруби, жмыхи, льняное семя, сахар, яйца, коровье масло, лошади, лесная продукция, лён, пенька, шерсть, невыделанные кожи, марганцевая руда, нефтяные и прочие масла, платина, то есть непереработанная сельскохозяйственная продукция или природное сырьё для промышленности. Ввозила же Россия в основном готовую промышленную продукцию (удобрения, машины и части к ним, различные железные изделия, станки, химические материалы).
На первый взгляд российское правительство действовало совершенно правильно. Оно объявляло конкурс на выполнение казённых заказов. Очень часто этот конкурс выигрывали или зарубежные предприятия, или отечественные, которые предлагали самую низкую цену. При этом не учитывалось то, что низкая цена зачастую являлась синонимом низкого качества. Что же касается зарубежных заводов, то они зачастую имели субсидии от своих правительств. Такое положение дел тормозило развитие отечественной промышленности, а в условиях грядущей войны значительно отражалось на обороноспособности страны. Владимир Милютин понимал это не только как депутат, но и как инженер. "Наши казённые заказы даются у нас в колоссальных иногда размерах, превышающих таковые же заграничных правительств, но заказы те выполняются скоро, дёшево, хорошо и способствуют улучшению, расширению и удешевлению отечественной промышленности. Наши заказы выполняются долго, часто плохо, всегда дорого и способствуют скорее вздорожанию, а не удешевлению отечественной промышленности.
Каждый раз, когда у нас являются правительственные заказы, наши заводы оказываются к ним неподготовленными и всегда возникает вопрос: ввиду срочности и экстренности не передать ли эти заказы за границу?
В то же время если вы посмотрите на политику иностранных правительств, то увидите совершенно обратную картину. В других странах народ богаче, капиталы больше, существуют избытки капиталов, и эти капиталы ищут своего приложения в других странах. Тем не менее всякий раз, когда правительство даёт возможность в своей стране заключить заём какому–нибудь другому государству, оно обязывает, чтобы часть денег этого займа была оставлена в их стране в виде предоставления заказов местным отечественным заводам. У нас наши собственные казённые заказы вызывают каждый раз стремление часть заказов передать за границу.
Какая разница между нами и заграницей: и там и тут существуют покровительственные пошлины, так что не в покровительственной пошлине то обстоятельство, что наши заводы не в силах выполнять заказы и что мы свои заказы принуждены передавать за границу. И там и тут равно искусные техники. У нас до сих пор чуть не половина техников иностранцы; но если мы обратимся к тому процессу, в котором находится получение казённых заказов, способ их сдачи, требования при выполнении, а главное, то, что сегодня эти заказы есть, а завтра нет, что передаются они не тому заводу, который специализировался на этих работах, репутация которого у нас, в России, уже прочно установилась, а всякому, который дал чуть–чуть менее высокую цену, тогда это делается ясным. На этой мнимой экономии мы теряем каждый раз очень крупно.
За примерами далеко не надо ходить, целый ряд заказов морского ведомства в настоящее время передан таким, можно сказать, экзотическим заводам, которые в момент получения не имели никакого оборудования, кроме как на бумаге.
Отсюда высокие цены, неподготовленность, отсутствие прочно установившегося производства, запоздалость изготовления, недоброкачественность работы. Пока эти обстоятельства не будут устранены, пока при помощи заказов правительство не сумеет создать специализации заводов, до тех пор останется всё вышеперечисленное".
К сожалению, это предложение не было услышано. Слишком активно в России лоббировали заказы за границей.
Хочу стать авиатором!
Воздухоплавание в начале XX века являлось исключительно модным занятием. Оно привлекало к себе огромное количество дилетантов. Из–за ошибок и просчётов гибли люди, ломались техника и оборудование, тратились немалые денежные средства. Противостоять всем этим негативным явлениям могла вузовская и академическая наука.
Выступая 20 марта 1910 года на заседании Государственной думы, депутат Никанор Савич заявил: "Вы знаете, какое большое значение приобретает в настоящее время дело воздухоплавательное в военном деле. Аэростаты и аэропланы с каждым днём всё более и более приобретают значение как орудие, и могущественное орудие для обороны, в качестве хотя бы разведчиков, освещающих местность и расположение противника. В иностранных государствах дело воздухоплавания и воздухолетания идёт вперёд гигантскими шагами".
Но в первых самолётах было очень сложно увидеть грозное оружие. Безусловно, авиация олицетворяла прорыв человечества в небо. Но военные зачастую думают реалиями прошедшей войны. Поэтому инициатором открытия новой технической специальности в 1909–1910 годы выступило Министерство торговли и промышленности Российской империи. С одной стороны, именно оно инициировало открытие новой специальности, с другой же — готово было рассматривать свои действия как некий эксперимент. Российская империя пока не была готова приступить к серьёзному финансированию развития различных авиационных программ.
Более того, среди чиновников доминировала точка зрения, что самолётостроение в основном должно находиться в руках частных лиц.
В этих условиях осенью 1909 года были открыты необязательные для посещения студентами курсы воздухоплавания при Санкт–Петербургском политехническом институте, причём расходы на оплату лекторов были произведены из специальных средств самого института за 1909 год, а также дополнительной платы со студентов.
Всего курсы воздухоплавания в политехническом институте посещали 142 человека. Из них: кораблестроительное отделение — 42 человека, механическое — 31, электромеханическое — 29, металлургическое — 23, инженерно–строительное — 17. Полный курс предметов, со всеми практическими и лабораторными занятиями, охватывал три семестра.
Для развития нового направления деятельности Санкт–Петербургскому политехническому институту выделялось государственное финансирование в сумме 12 тыс. рублей в год. Но этих средств для подготовки авиационных инженеров было явно недостаточно.
Война всё расставила на свои места
Начало Первой мировой войны было с восторгом встречено в большинстве европейских столиц, в том числе и в Санкт–Петербурге. Все участники начавшегося конфликта искренне верили, что именно их победа будет быстрой и бескровной. Но месяц сменялся месяцем, а "мировая бойня" всё не заканчивалась. Ушли в далёкое прошлое суворовские сентенции "пуля — дура, штык — молодец". Отечественная промышленность с трудом справлялась с военными заказами.
Война убедительно показала, что в новых условиях ведения боевых действий не одна отвага солдата или талант его командира являются абсолютными факторами победы. Военная техника, военная промышленность, хорошо подготовленные технические кадры играли теперь не менее, а зачастую даже более важную роль. Особенно остро это стало понятно в 1915 году — во время тяжёлого отступления русской армии, которое во многом было связано с так называемым "снарядным голодом". Это стало первым звонком грядущей "Великой революции".
