Снижение уровня ожиданий: почему медведевская "оттепель" сменилась стагнацией?

Автор фото: ТАСС

Сегодня мы всё чаще сопоставляем происходящее в стране с советскими временами. И скоро нам, видимо, придётся вспомнить один из главных приёмов советской статистики: сравнение всех и всяческих экономических показателей с 1913 годом.

Только у нас будет свой "тринадцатый год" — 2013-й. Этот год можно считать водоразделом современных экономических эпох в российской истории: рыночного оживления 2000–2011 годов и кризиса, начавшегося в 2014-м. Особое место в рамках первого периода занимают годы президентства Дмитрия Медведева, которые с высоты сегодняшнего опыта можно считать своего рода квинтэссенцией российского экономического ренессанса начала XXI века.

Два периода

К началу 2008 года российская экономика подошла в идеальном состоянии. Совокупный рост ВВП за 2000–2007 годы составил 73,9%; средние доходы населения выросли более чем в 2,5 раза; рубль за 8 лет укрепился к доллару на 16%; цены на нефть находились вблизи исторических максимумов; бюджет сводился с устойчивым профицитом, а правительство активно накапливало "избыточные" средства в Резервном фонде.
В то же время были заметны и признаки "усталости": экономический рост был во многом обеспечен развитием отраслей, которые практически отсутствовали в советской и ранней российской экономике (оптовой и розничной торговли, банковского и страхового бизнеса, сотовой связи и интернета, общественного питания, гостиничного сектора и пассажирского транспорта), и спрос в которых оказался близок к насыщению; накопленная за восьмилетний период бурного роста инфляция составила 177%, что делало серьёзную девальвацию практически неизбежной из-за крайне высоких — даже по мировым меркам — внутренних цен; на фондовом рынке был виден явный пузырь (индекс РТС один за другим обновлял исторические максимумы, к которым он, кстати, не вернулся и поныне).
В таких условиях стремление Медведева запустить экономические реформы: индустриальную модернизацию, новый этап сближения с Западом, упрощение налоговой системы, декриминализацию экономических правонарушений — выглядело смелой попыткой улучшить систему, в принципе и без того устраивавшую практически всех. Разумеется, реформы были спровоцированы начавшимся летом 2008 года глобальным финансовым кризисом — но я бы всё же сказал, что кризис их скорее подтолк­нул, чем вызвал, так как планы изменений имелись у "медведевской команды" изначально. Однако, так или иначе, время правления Медведева оказалось чётко разделено на два периода, каждый из которых, повторю, был выражением ранее заложенных тенденций.
Финансовый кризис уронил цены на нефть, вызвал бегство инвесторов с развивающихся рынков и резкое снижение уровня ожиданий — что не могло не сказаться на состоянии российской экономики. Рубль обесценился более чем на 36%, фондовый рынок в долларовом выражении рухнул на 77%, ВВП в 2009-м сократился на 7,9% — больше, чем в любой из стран G20. Власти ответили на это в полном соответствии с ранее разработанной стратегией: тратой резервов и попыткой сохранить достигнутый уровень жизни населения. Последнее удалось в России как ни в какой другой развитой экономике: если в США реальные располагаемые доходы населения упали в 2009-м на 4,2%, а в Германии — на 5,6%, то в России за счёт индексаций зарплат и пенсий они выросли на 3%. Это потребовало мобилизации значительных средств: согласно расчётам Валерия Горегляда, в то время зампредседателя Счётной палаты, Россия потратила на стимулирующие меры 13,9% ВВП; объём Резервного фонда сократился между сентябрём 2008-го и апрелем 2010-го года на 55,6%, или почти на $90 млрд.
Однако, на мой взгляд, решения об активной поддержке экономики, принятые в те годы, были совершенно правильными: именно опираясь на сохранившийся конечный спрос, российская экономика быстро восстановилась в 2010–2012 годах, несмотря на то что многие предсказывали ей долгую стагнацию.

Порождение проблем

С момента начала восстановления можно говорить о втором периоде в экономической политике Медведева: на этот раз основное внимание было уделено новым технологическим прорывам (попытки организовать их по административным "лекалам" привели, однако, к тому, что "весь пар ушёл в свисток"); расширению сотрудничества с Западом и утверждению того, что экономическое развитие России должно быть приоритетом её внешней политики; а также либерализации экономического законодательства и сокращению влияния "силовиков" на хозяйственные процессы. Последнее, не будет преувеличением сказать, явилось не менее важным фактором быстрого экономического восстановления 2010–2011 годов, чем возвращение к рекордным уровням среднегодовых нефтяных котировок. Россия в этот период декларировала активное вовлечение в глобальную экономику, запускала собственные инновационные центры, преодолевала последние препятствия на пути вступления в ВТО. По итогам 2011 года прирост ВВП составил 4,3%, а инфляция снизилась до 6,1%.
При этом было бы неправильно говорить о медведевских годах как о периоде, в котором Россия нашла верный путь к дальнейшему экономическому росту. "Отскок" 2010–2012 годов во многом был временным, а программа модернизации не сработала (невозможность её имплементирования была понятна ещё в те годы). Двумя фундаментальными проблемами рубежа 2000-х и 2010-х годов стали, с одной стороны, выход российской экономики на позднесоветский уровень (по добыче основных полезных ископаемых, показателям развития транспорта, уровню потребления, реальным доходам и многим другим индикаторам) и, с другой стороны, появление явного противоречия между задачами обеспечения экономического роста и политической "стабильности". Эти факторы и стали определяющими дальнейший путь страны.
Экономическое развитие всего периода 2000–2011 годов основывалось на использовании нефтяных сверхдоходов и сократившихся инвестиций в основные фонды для повышения доходов граждан. Уровень благосостояния рос в эти годы намного быстрее производительности, а новых производств практически не возникало (как я уже говорил выше, шло усвоение передовых технологий и практик — от развития сотовой связи до современной логистики). Таким образом, в России не возникло нового внутреннего "локомотива" развития — ни технологического, какой появился в этот период в США, ни даже индустриального, сложившегося в Китае. Медведевская модернизация так и не подошла к решению этой фундаментальной проблемы. Уровень доходов оказался слишком велик для имитационной экономики, что и породило многие из проблем, с которыми мы сталкиваемся и по сей день.
В то же время экономические успехи 2000–2008 годов превратили управление страной из тяжёлой обязанности, какой оно было в 1990-е годы, в крайне выгодный бизнес (дополнительные нефтегазовые доходы в 2011–2014 годах выросли более чем в 11,7 раза по сравнению с 2000–2003 годами), и поэтому сохранение политического контроля стало важнейшей задачей власти. Именно это обусловило сворачивание несмелых медведевских реформ.
Сегодня многим может казаться, что медведевский период был временем критически важного выбора в сфере экономической политики. Он действительно тогда представлялся мне именно таким — но сейчас я бы сказал, что по большому счёту российская экономика находилась в узком тоннеле, вырваться из которого можно было только при условии радикального пересмотра экономических и политических основ: олигархического капитализма и политического охранительства. Предпосылки для этого были слишком иллюзорны, а интересы сохранения прежнего порядка (несомненным бенефициаром которого был и сам Дмитрий Медведев) — слишком сильны. Поэтому медведевская "оттепель" так и осталась довольно малозначительным эпизодом в российской экономической истории, а страна, завершив период долгого восстановительного роста 2000–2008 годов, дополненного "восстановительным отскоком" 2010–2012-х, окончательно погрузилась в стагнацию. Каковая, собственно говоря, и является вполне адекватным экономическим воплощением желанной "стабильности".