Проблем не избежать: подпорки традиции в петербургской архитектуре

С традицией жить хорошо, когда она непосредственна и органична, когда она попросту живая. В других случаях проблем не избежать.

Это не зависит от уровня, на котором к ней взывают. Характерно, что англосаксы про традицию в принципе говорят мало, она постоянно в них. Франкофоны про неё как раз говорят, но это длится веками: неотъемлемая черта рациональности. У других — сложнее. Россия, к примеру, взывает к ней преимущественно, когда с нормальным движением вперёд возникают проблемы. Но и на бытовом, человеческом уровне утрата традиции не просто заметна, но и сразу сомнительна, когда в неё пытаются сыграть. Так, любое подделывание под аристократические формы общения сегодня выдаёт себя сразу и с потрохами. Впрочем, с интеллигентностью — та же картина.
И архитектура в этом смысле не исключение. XX век, казалось бы, с традицией разобрался просто и ясно, он её откинул. Но тоска современности породила в 1970–е годы ажиотаж постмодернизма. Вариантов подхода было в целом два. Первый — играть с наследием. Дуэт — жанр хитрый, он требует дара, вариации — тем более. Потому и удач не так много. Второй — элементарно стилизоваться. А между ними — десятки промежутков.
Петербургская архитектура конца XX — начала XXI века не могла обойти эту тему стороной. Современность ругали, подчас нещадно, заказчик ведь хотел красоты и похожести на старое. А потому возникала масса вариантов. Первый и самый напрашивающийся — поиграть с северным модерном. Его все любят, он — олицетворение достойной и стильной петербургской буржуазности, а потому — только вперёд. Из первых проб — дом М. Мамошина в Волынском переулке. Он стал большой удачей, именно потому, что там — придумка, нет полной стилизации, внизу — крупный ритм вроде бы старого орнамента, дальше — стекло, а между ними шутка бутонного карниза.
Дальше Мамошину это удавалось труднее. Так, большой жилой дом на Шпалерной (угол Чернышевского) проигрывает рядом стоящему подлинному модерну уж больно капитально. Сами членения нового кажутся грубоватыми и натужными рядом с естественностью старого. Деталей нет, массы много. Лучшими в этом ряду стали две свободные вариации. На Ковенском Е. Герасимов буквально обыграл лишь одну грань модерна — фактуру поверхности. И вышло практически идеально, совершенно современно и вместе с тем тонко. А на 9–й Советской Н. Явейну в гостинице Harbour Club удалось ещё большее. Там как бы сохранили кусок старого двухэтажного здания, над ним надстроили серый фасад, почти романского вида. Получилось прихотливо и стильно, и вместе с тем это очень свежо — в некую старину добавили надстройку, улица заиграла временем.
С классикой уже сложнее. Там надо буквально интерпретировать самую её сердцевину — ордер. Е. Герасимов говорит об этом много, но больше всего интерпретации как раз в его самой первой заметной постройке — кондоминиуме между Альпийским переулком и Бухарестской. Там — парафразы классических мотивов. А в громаде на площади Островского — чистая игра в историзм XIX века: решили сделать ренессансную классику à la банк конца позапрошлого века. И тут–то как раз детали, и что особенно важно — пропорции, дают сбой. Но Герасимов склонен извлекать уроки даже из тех полуудач, которые никогда не признает. И игра в неоклассику на Крюковом канале напротив Новой Голландии вышла крайне опрятно. Неподалеку в начало 1910–х годов сыграл и Мамошин — совсем рядом с отменным домом Бубыря на Фонтанке, и вышло очень хорошо. На самом деле новое так спокойно встало рядом со старым, в глаза сразу не бросается, лишь строй подскажет — наше время. Хорошо это или плохо — вопрос подхода к архитектуре. Но если стремиться сохранить среду, то всё вышло крайне добротно.
Но прикидываться можно разным временем, можно его варьировать как хочется. Не стоит перечислять парафразы сталинских увесистых и добротно разукрашенных массивов, пару раз и классика постмодернизма Р. Бофилла позвали, но даже в целом неплохой дом на Новгородской поставлен так странно, что его не увидишь. Масштаб колонн всё же хорош к месту, а не просто так. Но встречаются и более забавные случаи. У того же Герасимова есть и "Верона" на Морском проспекте, и "Венеция" на Средней Невке. Курьёзные здания. И место потяжелело, и игра в палаццо вышла неуклюже. С красивенькими деталями явно дикий перебор. Но заказчик получил то, что хотел. Впрочем, надо честно признать, из ренессансного палаццо сделать жилой дом не так легко. Да и офис тоже. В конце концов, мы любим бывший "Аэрофлот" (банкирский дом Вавельберга) М. Перетятковича скорее по привычке и потому, что он причудливо выглядит на Невском. Но ведь не за его же сомнительные достоинства — грузности у этого сундука не отнять.
А вот всё же если совсем заиграться. И сделать не просто парафраз, а пастиччо, более того — копию. Самый весёлый пример — дубль Воронцовского дворца Растрелли в Старой Деревне на Мебельной. Ничего более абсурдного представить себе нельзя: среди промзоны, каких–то свалок стоит новёхонький Растрелли. Самое неожиданное, что выглядит он как окружённая новым барская усадьба XVIII века. Почти нонсенс, но место ожило.
А что если построить такой собор? М. Атаянц решил поставить неоклассическую церковь неподалёку, на Долгоозёрной. И при этом обратился к той редкой традиции, когда малые купола не по углам, а по осям креста. Наш главный пример — Троицкий собор на Измайловском (за этим, как известно, стоит украинский извод — Нежин, и первый русский парафраз в Донском монастыре). Но вышло очень странно. Вокруг — хрущёвско–брежневские панельки, а тут экая красота. И как раз масштаб и пафос подводят, соразмерности среде нет, да и подчинения тоже. Уж слишком натужно, слишком мощно. Встаёт вопрос — зачем.
А заодно и ответ. Если сдержанно — то работает, а когда громогласно — сомнительно. Не надо о взятой напрокат традиции так кричать.
Чем был хорош проект Атаянца для Тучкова буяна — размеренностью масштаба, к Стрелке выходил парковым павильоном. Потому он и был лучше герасимовского мегаутюга с колоннами.
Так что мера всегда хороша. А с игрой в традицию — особенно, а тем более когда живой не осталось. Ну хоть есть на что опереться.