У русских городов есть одно неожиданное качество. Они, может, не потрясут вас зданиями, памятниками или особенными красотами, но вдруг натолкнут на какие–то странные размышления, более того — неотвязные.
Тамбов именно таков. Образ его может легко стереться из памяти, но увиденное там останется темой надолго. Волков в Тамбовской области осталось вроде бы лишь два, зато можно впрямую столкнуться с теми барскими мечтаниями, что были главным содержанием прошлого века.
Образ провинции
Тамбову повезло. В его центре ещё можно представить, какой была столица среднерусской провинции начала XX века. Невысокие скромные дома, ничего особенно броского. Сохранилось с полдюжины улиц, всё тихо, малоприметно, но не лишено обаяния. Практически по Лермонтову:
Тамбов на карте генеральной
Кружком означен не всегда,
Он прежде город
Был опальный,
Теперь же, право, хоть куда:
Там есть три улицы прямые,
И фонари, и мостовые.
Туда ненадолго заглянул и модерн в начале прошлого века, и даже неоклассика в 1910–е. На рубеже XIX и XX столетий город обретал своё культурное лицо. Сначала ему подарили библиотеку, в 1900–м — музыкальное училище. Были гимназии, Институт благородных девиц, семинария, всё чин по чину. В начале прошлого века даже у железнодорожников появился свой театр.
Но особенным богатством не кичились, хотя губерния была и пятой в этом отношении в империи. Там ведь чернозём. В советское время никаких громад не понастроили, многое из старого выжило.
Тамбову повезло и в том, что за последние лет десять восстановили две главные утраченные колокольни, одну даже улучшили и укрупнили. В самом центре полдюжины церквей. Лишь одна была открыта в советское время, часть потеряла и заново обрела главы, внутри все они новые.
Но некое подобие старого города есть. Оно хрупкое и, думаю, лет через десять растворится без остатка. Достаточно построить десяток больших современных зданий — и они центр раздавят. Такое много где случилось, но пока скромный уют старой губернии виден.
Московский шик
Если от центра отъехать подальше, то можно увидеть и одну из лучших вилл русской средней полосы начала XX века. Как раз она больше всего говорит о том времени, когда город набирал обороты, когда богатеющие жители не соревновались со столицами, нет, ни в коей мере, а просто хотели жить как там. Именно такова усадьба Михаила Асеева.
Главный производитель сукна в Центральной России (из него все армейские шинели шили) позвал добротного московского архитектора Льва Кекушева, представителя крепкого среднего стиля, вобравшего в себя и эклектику, и пришедший модерн, но без перебора и особенных стильностей. И на берегу реки Цны была выстроена роскошная вилла, снаружи масса фигур, колонн, лестниц, а внутри местами просто–таки образцовейший модерн.
В послевоенное время там были больница и санаторий, и многое выжило: видно, интеллигентные были врачи. И не только росписи и отделка стен уцелели, но и отменные ручки сохранились, и люстры, и металлические экраны отопления, и гардеробная почти вся без потерь. Старой мебели, кроме встроенной, нет. Но в 2014 году там сделали музей и из богатых коллекций местного краеведческого музея набрали массу неплохих предметов. Так что можно вполне себе представить очень стильную жизнь накануне Первой мировой войны.
Куда заводят барские мечты
Но самое поразительное место в Тамбове — музей Георгия Васильевича Чичерина. Вы же помните первого (точнее, второго, после недолгого пребывания Троцкого на этом посту) наркома иностранных дел, вернувшегося из эмиграции в январе 1918 года? Он из одного из самых главных благородных семейств губернии, мать — урождённая баронесса Мейендорф. Учился с литератором и композитором Михаилом Кузминым в петербургской гимназии, окончил университет и стал марксистом. С 1904–го — в эмиграции.
Дядя (выдающийся правовед, философ, один из учителей Александра II) и тётя заботились о крестьянах, сестра помогала их учить. Революция была шансом высокие мечты сделать жизнью. Чичерин пробыл наркомом до 1930 года, его не расстреляли, дожил до 1936–го, написал лучшую русскую книгу о Моцарте. В Тамбов больше никогда не возвращался, но в 1987 году в его городском доме сделали музей.
Там хорошо и вдумчиво обо всём этом рассказывают, есть даже много подлинных вещей из имения. Единственно, о чём никто не сможет поведать, — это то, что думал Чичерин в последние годы жизни. Занятная тема. Как раз она — неотступная.
Скромное обаяние
Выходишь из музея дипломата и всматриваешься в то, к чему вся та жизнь пришла. Можно начать с музеев: зайти в подробный краеведческий узнать и о главном крестьянском восстании 1920–1921 годов против продразвёрстки — "антоновщине". Помните, его Тухачевский с Котовским подавили, фильм Андрея Смирнова "Жила–была одна баба".
В художественном музее есть замечательные картины, по большей части из имений П. С. Строганова и Б. Н. Чичерина, есть шедевр нидерландской живописи XVI века "Мадонна" Яна ван Скореля, найденная великими эрмитажными знатоками ушедшего поколения Ю. Кузнецовым и И. Линник. Но, увы, все они уже несколько лет в фондах: реконструкция. Показывают соцреализм. И это тоже о многом говорит.
Говорит и окружающая жизнь, скромная и незатейливая. Она как река Цна, приветлива, но не манит. Но, наверное, мечтать всё же стоит. В фантазиях есть импульс. И было бы здорово, если бы он пришёл в Тамбов. Виллы, кажется, уже появляются.
Правда, радетелей о местной культуре пока не очень много. А ведь та самая картинная галерея находится в первой городской читальне, подаренной Тамбову Э. Д. Нарышкиным (быть может, внебрачным сыном Александра I), он и учительский институт основал (в нём, кстати, и автор "Севастопольской страды" учился, тот, кто потом стал Ценским).
Чичерины ведь тоже не зря мечтали. Очевидно, что жизнь к тому подталкивала. А потому понятно, что старое реконструировать не просто нельзя, но пагубно. Вопрос только в том, как придумать лучшее новое. Быть может, четыре метра чернозёма и помогут.
