Ни для кого не будет открытием, что нет более "экономического" искусства, чем архитектура.
В конце концов, именно по ней мы замечаем, когда тот или другой город был богатым, преуспевал, когда всё затихало, когда вспыхивало вновь, ну, или никогда. В городах видно и то, что было государственной инициативой, а что — частной. Понятно, что Петербург до определённого этапа — сугубо государственное дело, лишь со второй половины XIX века всё более и более частное. Но Петербург с очевидностью — особый случай, провинция в этом смысле значительно увлекательнее.
В Англии, конечно же, это более явно, но и у нас тоже видно. И надо честно признаться, что многое из лучшего и самого завлекательного в русской провинции — именно частная инициатива, там дома хорошие выросли, там банк отличный построили, а там ещё музей после фабрики, ну и так далее. Столь же понятно и то, что советская власть всё переменила, подход стал унифицированным. Впрочем, у этого было как минимум одно преимущество — он был тотальным. И не только сталинские кинотеатры были раскиданы по всей стране, но и фабрики. Создавались очаги экономической активности, а к ним в придачу шли дома культуры, школы, больницы и райкомы.
Что же теперь? Пожалуй, самое грустное, если вы поездите по средней России и по Волге, — это полное отсутствие примет этой самой частной инициативы. У нас–то с вами лишь пара новых заметных офисов на память придёт, а там вообще ничего. Что хорошее от старых времён выстояло, то и замечаешь, и даже советский кинотеатр выглядит Римом. А так — мелочи, только большие жилые дома везде строятся. И в этом парадокс — новых фабрик, новых офисов, примет предпринимательской инициативы с гулькин нос. А домов горы. И совсем зримо становится то, что всё — от государства, не иначе. А от частного бизнеса — клочки, если не клочочки. Да, и советской тотальности нет.
Был случайно в Ртищево в Саратовской области. Между прочим, слегка до 40 тысяч жителей не дотягивает, 20 лет назад было 45, чуть поменьше Сиены. В советское время была крупнейшая фабрика ваты, четверть (!!!) от всего советского производства шла именно оттуда. Закрыта, большая часть других предприятий тоже, так, остатки пищепрома (одно предприятие!), не более, главное здание старого мясокомбината ещё 1911 года давно брошено.
А в выжившем вокзале 1871 года на стенде про историю — отрывок из романа К. Федина "Необыкновенное лето". Главный герой вспоминает там о борще, которым славился ртищевский вокзал когда–то. К приходу поездов на длинных столах расставлялись тарелки, и "пахучий парок" буквально вытягивал пассажиров из сонных вагонов, а у тарелок с "оранжевыми кругами борща" румянились свеженькие пирожки. Из ближайших деревень набирали татарчат и выучивали быстро обслуживать.
Зал сохранился, даже крюки от трёх больших люстр, но больше ничего нет. Молодёжь — по признанию местных жителей — либо в Москву, либо спивается и скуривается. Люди там сами говорят: у нас — дыра. И национальная программа этому не поможет, государство всю страну не оживит. Наша вера в силу командно построенной экономики всё же относительна. Если не сделать условия для быстрого открытия и ведения бизнеса, то ничего не выйдет, это азбучно и в зубах навязло, но разве что–то меняется?
Мы понимаем и то, что судебную систему надо менять и от государства отделять. Иначе главной русской пьесой навсегда останется "Дело" Сухово–Кобылина. А она чудовищная, отбивающая наотмашь, дикая, но, наверное, потому Сухово–Кобылин и есть русский Шекспир. Утешение в этом, впрочем, слабое. И радоваться тому, что всё в провинции идёт прям по "Трём сёстрам" ("В Москву!.."), вряд ли станешь. Согласитесь, что провинция как образцово готовая декорация к Гоголю обаятельна, но не бодрит. Бесперспективность задавливает. Все дороги только в Москву. А в Рим, кстати, не все. Лукка, к примеру, не только стенами и романскими соборами славится, но бумажной промышленностью, мировой центр производства бумажных платков, между прочим. Мог бы "Ртищев" ватой взять, да всё в Москву ушло.
