Отчего нас так завораживают древности Рима, Афин, почему все так любят Помпеи? Нас притягивают не просто фрагменты классики, но сама возможность включить фантазию. Архитектура вдруг становится говорящей. В конце концов, "Последний день Помпеи" как раз об этом. Мы переключаемся из обычного регистра жизни и настраиваемся на другой. В родном городе это сложнее, мы ведь видим не отдельные приметы прошлого, но наслаивающуюся повседневность. Конечно же, и дома нам всё о чём–то рассказывает, но не так сильно. Смена обстановки стимулирует. Недавно впервые в жизни побывал в Сортавале, и там это ощущение говорящего прошлого вдруг стало особенно острым. То ли на месте засиделся, то ли осеннее солнце так действует. Но Сортавала — как и Выборг — такое настроение провоцирует.
В Сортавале осталось (да и было) не так много старой архитектуры, но для небольшого городка — в самый раз. И на неё любопытно смотреть. Понятно, её большая часть возведена до 1940 года, а точнее — вся достойная. И в ней много жизненных уроков. Это хорошие, добротные старые дома.
Самые большие — две гимназии начала XX века, мужская и женская. И как раз они самые выразительные. Рядом деревянная ратуша, похожая скорее на дачу. А вот гимназии — громадные. И в них столько жизненного оптимизма: надо было по–настоящему уверенно смотреть вперёд, чтобы так строить школы. Мол, здесь будут учиться, от этого жизнь станет улучшаться, с новыми знаниями, навыками, открытиями. Кстати, таковы и сталинские школы. К примеру, в Зеленогорске — там ведь просто загородный дворец над склоном. Он доминирует над всем поселением. Недавно отремонтировали аналогичную школу архитектора Александра Афонченко в Сергиево, и опять же возникло ощущение поместья пушкинской поры. Большую устремлённость вперёд представить себе сложно.
В Сортавале есть и отличные старые банки, один — такое мини–палаццо Медичи для северных широт. Другой — любопытная постройка крупнейшего финского архитектора Сааринена, того самого, чей вокзал в Хельсинки. Там (в Сортавале) теперь офис нашего главного банка, но состояние здания не ахти какое — модель сделали, а за старым следят средне. И при этом живы и окна, и часть ручек, и лестница. За окном — московский дворик Поленова на карельский лад. В третьем банке — почта. Сохранилось почти всё, и камин, и лепка на стенах, но потолок вот–вот рухнет. Почта, видно, наследие не любит. Но ведь все они тоже говорят о времени — надёжные места для тех, кто бережёт, берёт кредит и строит всё то же будущее. А рядом увесистые дома должны были выстроиться в улицу, но не сбылось.
И конструктивистская гостиница 1939 года очень хороша. Минималистично, почти до аскезы, но очень стильно, до сих пор актуально. А изгиб лестницы так просто отменный. Есть и три шедевра — водонапорная башня 1942 года похлеще Захи Хадид, конструктивистский автовокзал — ювелирно точен, а православная церковь 1932 года — из лучших в XX веке.
Самое обидное, что после не добавилось ничего достойного. И это тоже урок. Никто не ставит под сомнение изменение границ, мы все Конституцию чтим, но ведь надо же было доказывать, что не зря взяли (ну или вернули себе). Как раз той самой веры в жизнь не хватает. На самом деле именно таким должен быть главный вывод для заказчиков архитектуры. Ведь это определяли отнюдь не архитекторы, но как раз те, кто задумывал школы, банки, дома, гостиницы. Прошло почти сто лет, и мы их вспоминаем добрым словом. Как вспомнят сегодняшних девелоперов? Думают ли они об этом?
Почти все мы в какой–то момент понимаем, что нас довольно быстро забудут. Но тех, кто строил такие школы, помнят — неважно, что без имени, ведь тем и ценнее.
