"Чернобыль. История катастрофы", Адам Хиггинботам
В России "Чернобыль" живущего в США британского журналиста Хиггинботама еще не успел выйти в печать (а точнее, "в цифру": из–за коронавируса электронная версия предшествовала бумажной), а издательство уже п(р)одавало книгу как бестселлер. Имело полное право.
"Чернобыль" вошел в top–10 книг прошлого года по версии The New York Times, был мгновенно переведен на 20 языков, получил медаль Эндрю Карнеги и мешок прочих пряников. Прочитав одно только вступление, уже невозможно оторваться. Ну оцените: старший лейтенант, мальчик молодой Александр Логачев из радиационной разведки Киевского военного округа, "влюбленный в радиацию, как иные мужчины любят своих жен", едет на бронированной машине утречком 26 апреля 1986 года к Чернобыльской АЭС. Он знает, что делать в случае ЧП: следовать инструкциям, следить за приборами и использовать медикаменты. Однако внезапно волосы на голове старлея шевелятся. Радиометр показывает 2070 рентген в час: 40–кратное превышение предела для военного времени! "Он старался оставаться спокойным и вспоминал учебник, но вся его подготовка куда–то пропала, и лейтенант услышал, как он кричит водителю: “Куда едешь, сукин сын? Совсем *****? Если движок сдохнет, мы все через пятнадцать минут будем трупы!”"
И, конечно, от книги тем более не оторваться, если вы посмотрели сериал "Чернобыль". Да, наши старые знакомцы — академик Легасов, зампредсовмина Щербина, директор станции Брюханов. Просто героев в книге намного больше. Но главная идея что фильма, что книги абсолютно идентичны: Чернобыль взорвался, потому что СССР был обезьяной с гранатой. Которая, осознав себя обезьяной, увы, не ужасается и не пытается стать человеком, а дико обижается, всему миру врет и весь мир обвиняет (эта черта сохранилась у наследников СССР вплоть до нынешних дней). Вывод книги даже жестче, чем фильма. Виноват не просто неудачный проект АЭС, а СССР в целом, решивший строить — чтобы утереть всему миру нос — атомные энергоблоки гигантских размеров, не обладая при этом ни высокой культурой строительства (про брак на строительстве Чернобыля — особо впечатляющие абзацы), ни высокой культурой эксплуатации. Катастрофа, сопоставимая с чернобыльской, на одной из советских АЭС обязана была случиться.
При этом никакого нагнетания страстей. Да, в книге признается сокрытие информации, начальный хаос, растерянность, но нет ни малейшей попытки превратить несколько десятков человек, реально погибших от острой лучевой болезни, в тысячи жертв. С радиацией вообще странная вещь: некоторые после поражения ею живут десятилетиями. Простите отступление, но я когда–то интервьюировал генерал–лейтенанта Зеленцова из 12–го ("атомного") управления министерства обороны. На руках у него были приметные шрамы. Заметив мой взгляд, он усмехнулся: "Уран таскал. Вот этими руками. О защите никто не думал". Умер Зеленцов в 89 лет.
В заключение я бы написал, что скрытность, вранье, неорганизованность и суета во время ликвидации последствий аварии на ЧАЭС очень напоминают сегодняшнюю ситуацию в России с коронавирусом, — но в нашей стране банальные вещи и без меня всем известны.