От актуального и вездесущего полезно отвлекаться, лучше всего — на глупости. Вы и сами это прекрасно знаете, а уж медиа — и подавно. Впрочем, еще важней стабильность, и чем тверже рука, тем лучше. Да, и городу тоже. А бронзовые руки — самые надежные. Даже обидно, что как–то подзатихла идея вернуть Александра III Паоло Трубецкого на площадь Восстания. Было бы так уместно: перенесли бы стелу города–героя на площадь Мужества, помогли бы оформить сквер, район получил бы доминанту, а мы — два новых памятника. Один — стела к 75–летию Победы. А второй — крепкие руки государя. Выставка в Михайловском замке — слишком слабое приношение императору, этому главному символу стабильности с Богом в сердце и на устах.
Правда, Александр испытывал слабость к музыке Чайковского. Но, как мы теперь знаем, Петр Ильич ничем плохим запятнан не был, это все происки иноагентов. Нам и депутат Милонов объяснил. Ему (депутату) еще не удалось запретить балет Эйфмана, но это точно надо успеть к открытию театра танца его имени. А Ильичу просто с женщинами не повезло. То есть с баронессой Мекк все в порядке, но жена слишком истеричная попалась, оттого здоровая семья осталась без потомства.
Но Ильича любил не только Александр III: мы ведь тоже продолжаем. И через месяц узнаем, кстати, каким его нам подарят в виде памятника перед Концертным залом Мариинки на улице Декабристов. В декабре выбрали пять финалистов конкурса, они усиленно творят. Впрочем, из четырех бронзовых фигур ни одна не имеет шансов на вменяемость. Это все варианты статуй городского сумасшедшего, застрявшего в немом восторге перед стадионом Лесгафта, но нашедшего силы отвернуться и изобразить либо художественное возбуждение, либо задумчивость или печаль. Ну, в общем, зайдите в любой комок средней руки — и поймете, что Дон Кихот каслинского литья на их фоне — шедевр, потому что даже в нем есть характер. Почему в наше время невозможно сделать старомодную статую, а получается всегда надгробие тихому (или буйному) шибздику?
Пятый проект — большая голова из металлических пластин, элементарный компьютерный экзерсис на тему, как превратить объем в рейки. Наверно, его и выберут. Выглядит современней всех. Правда, похож на уличную рекламную модель для праздника в Медвежопинске. Но выбирать не из чего, а к сроку надо успеть. И Ушакова надо к сроку, его на днях практически утвердили для площади Труда. Он выглядит как сильно уцененный Барклай у Казанского, его нельзя узнать — можно только выучить. Впрочем, и Гранина легко принять за Ивана Грозного Антокольского, присевшего по пути в гости к Коллонтай.
И к чему вся эта бронзовая лихорадка — для блезира культурной столицы?
При этом на выставке Дмитрия Каминкера этой зимой в Мраморном был суперпроект памятника пловцу, рассекающему асфальт, — бьющий символ одоления среды и обстоятельств, просто архаика по мощи. Вот бы его Сальникову поставить. Кто, как не он, — символ ленинградского характера!
Но нет, Сальников — живой, а памятник больно сложный. Задумываться надо, символ чего–то. Проще бронзовые фигурки из худсалона по городу раскидать. А о том, что для памятника нужен и скульптор с головой, и время с идеями, — не думают. У них перед глазами не Медный всадник и не гений оттепели — Пушкин Аникушина, а Адмиралтейский садик — уют замшелой буржуазности. Настоящий памятник помнят и узнают, так как он говорит не складками плаща, а идеей, а Тургенева с Гоголем как опознать?
Одна знакомая, апологет консюмеризма, правильно заметила: зачем там Чайковский, лучше бы парковку сделали. Главное в жизни что? Удобство! И у магазина, и у театра должна быть парковка, туда потреблять приезжают. А доходяга Чайковский–то зачем?
Алексей Лепорк, обозреватель
