Чем хороший путч отличается от плохого. Странности августа 1991–го

Путч был так давно (28 лет назад), что те, кому до 40, и не могут особо помнить, что там было, а те, кому больше, подзабывать стали.

Поэтому вкратце: тогда еще существовал СССР, у которого был свой президент — Горбачев. Но в РФ (тогда РСФСР) имелся свой президент — Ельцин. А начальники других республик СССР смотрели, чем дело с Ельциным–Горбачевым закончится. Теперь понятно, что империя не могла долго оставаться в таком зыбком состоянии. Хотя тогда казалось — что может.

И вот ночью 19 августа 1991 года по телевизору стали показывать "Лебединое озеро". Те, кто не спал, сразу поняли: если показывают балет — дело нечисто. И точно.

Оказалось, что в стране появился Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (короче — ГКЧП), в него вошли: премьер–министр, министр обороны, глава КГБ, министр внутренних дел и кое–кто еще. Они сообщили народу, что президент Горбачев, который отдыхал в Крыму, заболел и по состоянию здоровья ничем руководить не может. Поэтому его обязанности будет исполнять вице–президент. Всем показалось, что дело серьезное.

"Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность! На смену энтузиазму и надеждам пришли безверие и апатия. Власть потеряла доверие населения. На глазах теряют вес и эффективность все демократические институты, созданные народным волеизъявлением. Это результат действий тех, кто фактически совершает антиконституционный переворот и тянется к необузданной личной диктатуре…"

Это не заявление нелюбителей Кремля образца 2019 года. А обращение ГКЧП к советскому народу образца 1991–го.

Под тем, кто тянется к необузданной диктатуре, очевидно, понимался не Горбачев (он сидел на даче в Форосе, и до сих пор не ясно — на самом деле его блокировали или он самозаблокировался), а Ельцин. Понятно, что ради достижения такой благородной цели, как повышение доверия населения, объявили, что запрещены всякие митинги и собрания. И копировальную технику надо куда–то сдать. А в СМИ возвращается цензура. И вообще всем теперь заправляют военные.

На практике это так выглядело: в Ленинграде тогда почти все редакции сидели в одном здании на Фонтанке. И вот иду я утром после объявления в стране чрезвычайного положения в редакцию "Смены" в уверенности, что "Лениздат" окружен автоматчиками, — потому что так поступают путчисты во всех странах. Но нет — никаких автоматчиков. Цензоры действительно появились. И тут уже каждая редакция сама решала: слушаться их или послать. Лояльные газеты (типа "Ленинградской правды") напечатали все, что ГКЧП велел. Опасливые (вроде "Вечернего Ленинграда") вышли с белыми местами вместо текстов, снятых цензором. А смелые ("Смена" или "Невское время") напечатали все, что хотели. И им ничего за это не было.

То есть недоделанный путч у наших путчистов вышел. Не только со СМИ — но и в целом. В Москву ввели войска, в Ленинграде о приближении танков то и дело говорили. Народ, несмотря на запрет митингов, пошел защищать Белый дом с Ельциным и Мариинский дворец с Ленсоветом. Все это длилось три дня. Каждую ночь ждали от путчистов решительных действий. Но ничего не случилось.

Горбачева вернули. Путчистов посадили — потом выпустили. Россия, Украина и Белоруссия вышли из СССР — и его не стало.

Поэтому есть версия, что путчисты (может, не все, а только самые умные, вроде Крючкова) вообще именно этого и хотели — подтолкнуть СССР к развалу. Но это вряд ли.

Итак, два основных отличия того путча от всего того, что обычно у нас происходит.

Первое. Хотя он и был построен как исключительное телевизионное действие (сжатое по времени, с детективом в виде загадки, куда делся Горбачев, и саспенса в виде ожидания штурма), несмотря на всю свою кинематографичность, он не был срежиссирован. Не было за сценой ни Березовского, ни Суркова. То есть все происходило абсолютно по–честному.

Второе. В той честной пьесе действовали исключительно положительные персонажи. Про президента Ельцина или генерала Лебедя и объяснять нечего — они заняли роли героев по определению.

А члены ГКЧП оказались положительными прежде всего потому, что никого не хотели убить. И их тогдашнюю, обернувшуюся для них поражением нерешительность теперь стоит трактовать как приверженность к христианской морали и общечеловеческим ценностям.

Сейчас подобное, если бы оно вдруг повторилось, вряд ли оказалось бы таким безобидным.

Потому что все уже изучили китайскую мудрость: если враг застал тебя врасплох и ты еще жив — он в твоих руках.

Сергей Балуев, главный редактор журнала "Город 812", специально для "ДП"