Одежда на тропе войны. Фильм "Маленькое красное платье" Питера Стрикленда

Автор фото: Кадр из фильма "Маленькое красное платье"
Перечисляя культурные предтечи фильма, критики упоминают и традиции итальянского джалло, и городской фольклор (детские страшилки), и сюрреализм, забывая в то же время о прямом предшественнике — фильме "Платье" Алекса ван Вармердама (1996). От платья, не приносящего счастья, — к такому, что создает смертельную угрозу. При этом, преследуя несчастных владельцев, оно соблюдает собственный сложный ритуал: для начала разносит стиральную машину владельца, затем оставляет на его теле уродливые знаки, летает по ночам в полный рост и, наконец, переходит к кровавому финалу.
Эстетский хоррор, все понятно; новизна в том, что "нормальная жизнь", в которой пребывают герои фильма, ничуть не менее абсурдна, чем темная магия консюмеризма. Два кадровика, к которым по необъяснимой траектории попадают жертвы перед финалом, — вовсе не веселый "монти пайтон", как может показаться, а остепенившиеся, облагороженные прогрессом винтики безликой репрессивной машины из "Процесса" и "Замка" Кафки. Они есть в своем роде контрольная комиссия, которая проверяет героев на окончательное растворение, слияние с абсурдом, констатирует их окончательное погружение в социальный анабиоз. С одной стороны, к этому "забытью" их подталкивают демоны консюмеризма, с другой — демонизм офисной жизни. Все эти грани жизни находятся в согласии, пребывая в состоянии сорокинской "нормы".
Однако невольно и сам сюжет "одежда выходит на тропу войны" также превращается в самопародию; почти одновременно в российском прокате фильм "Оленья кожа" (Le Daim) Кантена Дюпьё — о том, как один человек купил винтажную замшевую куртку, которая тоже оказалась чем–то большим. В связи с этой темой можно, конечно, вспомнить тезис Маркса о магии товарного фетишизма (вначале люди наделяют вещи сверхъестественными свойствами, после чего те начинают диктовать цену людям); но здесь в обоих случаях речь идет именно о вторичном рынке вещей — где, как понимаем, у магии свои особенности.
Одежда, которую кто–то носил до тебя, является хранителем информации о прошлом владельце: одна эта мысль может свести с ума — как если задуматься, кто и как сейчас готовил ваше блюдо в ресторане. Злополучное платье продается в бутике вторичных продаж Dentley&Soper: когда–то сверхдорогую вещь теперь можно купить с большой скидкой, и тебе это вполне по карману; но на самом деле все равно платишь полную стоимость — собственной жизнью. При желании и эту метафору можно расширить. Подавляющее большинство вещей, как мы знаем, сегодня создается там, где рабочая сила стоит копейки, и люди соглашаются работать за минимальную плату потому, что у них нет другого выбора.
Эта идея уже была у Пелевина — о том, что благосостояние, приобретенное в результате массового террора, насилия или жестокой эксплуатации, спустя десятилетия продолжает нести в себе негативную энергию, не способствующую ничему благому.
Красное платье в огне не горит и в воде не тонет — из чего можем сделать вывод, что оно не просто вещь, а некая абстракция, дух, понятие? И не есть ли это… само людское страдание — которое как бы в отместку приняло самую праздничную и элегантную форму?.. И как бы мы ни пытались, полностью избавиться от страдания не дано — о чем платье при любой возможности вам и напомнит.