Центральный банк — институция довольно странная. С одной стороны, ни у кого нет сомнений в том, что современное государство не может обходиться без национального банка. С другой — единого мнения о том, чем он должен заниматься, а чем — нет, до сих пор не выработано.
Китайский парадокс
В учебниках по экономике и теоретических трудах финансистов вы встретите массу функциональных определений, построенных по принципу "банк, который занимается…", но институциональной дефиниции "банк, отвечающий следующим признакам и требованиям…" научное сообщество так и не выработало.
Основные функции национальных банков в мире более–менее совпадают: регулятор, эмитент, гарант. А вот в формулировках целей можно увидеть довольно интересные и характерные различия. Банк Англии, например, призван служить "обеспечению денежной и финансовой стабильности во благо британцев". Среди целей Федеральной резервной системы США и Европейского ЦБ не последнее место занимает "максимизация занятости". Что касается России, то статья 34.1 федерального закона № 86–ФЗ гласит: "Основной целью денежно–кредитной политики Банка России является защита и обеспечение устойчивости рубля посредством поддержания ценовой стабильности, в том числе для формирования условий сбалансированного и устойчивого экономического роста".
Между тем над вопросом, как именно национальный регулятор может (и может ли) влиять на экономический рост, ученые ломают головы не первый десяток лет. Одним из ключевых элементов долгое время считали независимость Центробанков. Вот только универсального механизма для ее измерения так и не придумали. Сегодня существует три популярных инструмента — GMT–индекс, индекс Цукермана и индекс Эйффингера — Шалинга. Все они учитывают сходный спектр параметров: самостоятельность кадровой политики банка, степень его подотчетности правительству и/или парламенту, механика кредитной политики и так далее. Все три индекса справедливо критикуют за субъективность, но ничего лучше пока не придумали. По всем трем Банк России неизменно оказывается где–то в середине списка, собирая примерно половину возможных баллов. ФРС США и ЕЦБ, если кому–то интересно, занимают плюс–минус соседние строчки.
Экономисты довольно быстро установили, что чем выше уровень независимости ЦБ, тем ниже уровень инфляции. Правда, красивую картинку коварно ломает Народный банк Китая, который действует под полным контролем правительства КНР и фактически лишен независимости вовсе. При этом он обладает самыми большими международными резервами в мире, а среднегодовая инфляция в Китае за последние 10 лет — 2,46%, что сопоставимо с результатами стран, где работают самые независимые ЦБ. Здесь остается лишь развести руками и признать, что Восток — дело тонкое, а Дальний Восток — еще и туманное.
Прямой корреляции между независимостью ЦБ и экономическим ростом установить не удается вообще. Какие бы хитрые формулы ни изобретали исследователи этой темы, все равно графики расползаются по сетке координат самым случайным образом, не позволяя вывести явную закономерность. Так что если что–то и мешает ЦБ РФ стимулировать экономический рост, то это явно не недостаток независимости.
Четвертая власть
Зато оживить политическую жизнь ЦБ точно способен. Ведь он как бы вынесен за скобки традиционного разделения на три ветви власти (давайте уже забудем про Китай, а то опять ничего не получится). Недаром далеко не новый термин "денежные власти" сегодня периодически употребляется как синоним "четвертой власти". Приходится признать, что независимые центробанки имеют большее право претендовать на это громкое звание, чем пресса.
Россия — одна из стран, имеющая ценный опыт именно в этом контексте. Виктор Геращенко, занимавший пост главы Центробанка (сначала СССР, а затем РФ) в общей сложности 4 раза (и все 4 раза не до конца срока), — одна из ярчайших фигур отечественной политики 1990–х. А его попытка участия в президентских выборах 2004 года в свое время выглядела куда более обоснованной и куда менее комичной, чем у многих профессиональных политиков. Очевидно, что действия ЦБ того времени вызывают массу претензий. Но сильной стороной Геращенко всегда было то, что он не боялся отстаивать свое мнение в публичном пространстве (иногда крайне экстравагантными методами, например с использованием обсценной лексики), а также мыслил прежде всего как экономист, а не как бюрократ. Что для выходца из ЦК, безусловно, весьма необычно.
За прошедшие годы мы от такого поведения главного банкира страны изрядно поотвыкли. Но упавшее знамя сравнительно недавно подняла Эльвира Набиуллина, которая сейчас явно претендует на то, чтобы стать главным авторитетом страны в области макроэкономики. Над ее пикировками с министром экономического развития Максимом Орешкиным принято иронично посмеиваться, но стоит признать, что в выступлениях главы ЦБ явно больше аргументов и меньше эмоций.
Конкурс на "самого плохого"
Влиятельный экономист Джеффри Сакс, работавший в начале 1990–х советником Бориса Ельцина, в своей книге "Конец бедности: экономические возможности нашего времени" назвал Виктора Геращенко "самым плохим управляющим Центробанком в мире". Впрочем, от Сакса крепко досталось практически всем "младореформаторам", за исключением Егора Гайдара, которого он уважал по–настоящему.
Ровно тем же титулом "самого плохого центрального банкира в мире" другой видный мыслитель Пол Кругман (обладатель Нобелевской премии по экономике 2008 года) наградил Алана Гринспена — одного из самых известных руководителей ФРС США. Гринспен стоял во главе американского регулятора с 1987 по 2006 год и по сравнению с Геращенко находился в куда более благоприятных условиях. Но именно при нем американская экономика уверенно встала на курс, завершившийся "финансовым пузырем" 2008 года. Он и был объявлен главным виновником этого.
Вообще, Центробанк практически в любой политической системе — идеальный кандидат в "мальчики для битья". Противоречивость и несбалансированность системы его полномочий, целей и подотчетности позволяет при желании обвинить регулятор почти в чем угодно. Правительство, мол, придумало идеальную программу реформ, но рисковые манипуляции со ставкой рефинансирования и укрепление (ослабление — выбрать по вкусу) курса национальной валюты не позволили достичь поставленных целей. Так независимость ЦБ становится одновременно и его уязвимостью.
Похоже, Эльвира Набиуллина хорошо это понимает, и именно этим объясняется ее фрондерство. Вопрос в том, останется ли это на уровне публичных перепалок или перерастет в конструктивный (пусть и острый) диалог.
