Не только английский пациент. Сравнительный анализ двух произведений о прошлом

Иногда полезно болеть. Можно прочесть наконец давно лежащие (или недавно подаренные) книги. И иногда миры этих прочитанных книг сходятся и образуют любопытную диаграмму. Так, недавно прочел "Джентльмена в Москве" Амора Тоулза и "Военный свет" Майкла Ондатже. Как потом выяснил, Тоулз пару лет назад, то есть очень вскоре после выхода, переведен на русский, а "Военный свет" должен летом–осенью появиться в издательстве "Эксмо", тоже практически через полгода после первой публикации. Ондатже — большой писатель, Тоулз — очень специфический. Романы разные, уровень авторов далек друг от друга, но у них есть одно общее — они придумывают прошлое.
Можно фантазировать, педалируя особенно заманчивые для нас сегодня черты, характерно апеллирующие к читателю–современнику. Тогда возникает своего рода удобная для массового читателя модель прошлого. Это как раз случай Тоулза. А можно в прошлом ковыряться и этим мучительным поиском подталкивать нас с этим прошлым (прежде всего собственным) по мере возможности разобраться. Это как раз случай Ондатже, случай для нашей страны не характерный, встречающийся как личное исключение, но самый плодотворный в конечном итоге. И полезный, для психики тоже.

"Джентльмен в Москве", Амор Тоулз

То, что Амора Тоулза перевели на русский, даже удивительно. По сути дела, это ладно и даже элегантно написанная клюква. История о некоем графе Ростове (сам выбор фамилии говорит о многом), вернувшемся в Москву в 1918 году и так и прожившем в ней до середины прошлого века. И прожившем не где–нибудь, а в "Метрополе". Потому красивый антураж задан с самого начала. Сначала он живет в номере люкс, а затем переезжает в крохотную комнатенку для служителей, так как становится в отеле официантом, а затем и метрдотелем. От страшных советских спецслужб его спасает красивая деталь: он — автор давнего сонета, полюбившегося и большевистским верхам.
На фоне ресторанной идиллии разворачивается советская жизнь: с ГПУ, арестами, ссылками и переплетенными судьбами. Автор явно любит "Доктора Живаго", но на сложную сочиненность Пастернака не решается и строит все линейно. Ни в персонажах, ни в событиях запутаться невозможно. В "Метрополе" и в 1922–м, и в 1929–м, и в 1937–м выбирают французские вина в строгом соответствии с заказанными блюдами. Это своего рода викторианский роман со зловещим фоном сталинской жизни. К финалу история ускоряется и становится почти детективом. Но граф Ростов неизменен, благороден, красив и достоин. Лучшая деталь — при бегстве из отеля он не застрелил гэпэушника, а запер его. А в ответ на недоумение одного из следователей другой спокойно отвечает: он ведь аристократ, того, кто ему не ровня, убивать не будет. У российского читателя этот эпизод должен вызвать, наверное, еще более слезливое умиление, чем у американского. Зачем нам история, в том числе и Гражданской войны, если есть романс о белогвардейце? Своего рода Вертинский, а не роман. А точнее — поручик Ржевский.

"Военный свет", Майкл Ондатже

Ондатже грязнее, запутаннее, темнее и жестче. Читатель не сразу разбирается, как живут оставленные родителями в Лондоне сразу по окончании Второй мировой дети, кто их окружает — преступники эти люди или кто–то другой. Лишь постепенно мы начинаем понимать, что к чему. Детали, поначалу складывавшиеся в одну картину, вдруг преображаются, и мы ретроспективно начинаем понимать все совершенно иначе. Послевоенное детство в Лондоне не было сахаром, а если дети под присмотром спецслужб — так тем более. Правы ли свои, родные спецслужбы, или нет, есть ли им моральное оправдание — это все вопросы к читателю.
Тут нет идеализации, нет героизма, есть зачатки мотивации и реальность как таковая. А параллельно с этим взросление, первая любовь. Но все жестко, без патоки.
Постепенно роман становится повествованием о том, как мы ищем подход к родителям, как пытаемся их понять — увы, часто ретроспективно. Воображаем, а потом ломаемся о реальность.
В Ондатже есть неожиданная спокойная мудрость: и о том, что мы выстраиваем прошлое только из нас сегодняшних, из нашего взрослого опыта, и о том, как важно вырастать. Не останавливаться, а двигаться и потому меняться, вбирая в себя весь опыт, ведь без него ты — пустой футляр. И о том, что стимулы бывают обманчивы, даже патриотические, а их последствия очень жестоки.
Эти романы хороши и как пособие. Что делать — разбираться в прошлом и в себе или придумывать красивое кино? Кажется, выбор нашего времени за последним. Но продуктивен ли он? Психотерапевт ведь не гладит по головке, разбираясь в проблемах пациента, но находит больные точки и подталкивает с ними разбираться.

Этот случай хорош не только для английских пациентов, но иногда и для российских тоже. А накануне 9 Мая особенно. Ведь когда героизм перекрывает ужас войны — это опасно, и не только для прошлого.

Самый продаваемый худлит в Петербурге

— «Наполеонов обоз. Книга 2: Белые лошади», Д. Рубина
— «В метре друг от друга», Р. Липпинкотт
— «Некоторые не попадут в ад: роман–фантасмагория», З. Прилепин
По данным сети магазинов «Буквоед»