Рожденные в года глухие. Лев Лурье о семидесятнике Александре Боровском

Автор фото: Руслан Шамуков/ТАСС
Искусствовед, заведующий отделом новейших течений Государственного Русского музея Александр Боровский.

 

Писателями в России традиционно называли создателей художественной литературы. Но вот уже лет тридцать читают, смотрят, обсуждают не тех, кто предлагает читателю вымышленных героев, а мастеров нон–фикшен. Bellelettre (искусство писать смешно, пронзительно, неожиданно) теперь принадлежит скорее не прозаикам и поэтам, а публицистам и критикам. В сегодняшнем Петербурге в их числе Аркадий Ипполитов, Татьяна Москвина, Станислав Зельвенский и автор только что вышедшей книги "Разговоры об (не отнять) искусстве" Александр Боровский — куратор и создатель отдела новейшего искусства Русского музея, художественный критик.
Поколение семидесятников, дети послевоенного беби–бума, в Ленинграде известно такими разными людьми, как Владимир Путин, Анатолий Чубайс, Борис Гребенщиков, Арсений Рогинский, Владимир Кумарин. Жизнь этой генерации резко поделена на две половины: они встретили эпоху нового Петербурга уже зрелыми людьми — между 35 и 45. Детство и юность пришлись на хрущевскую оттепель, молодость — на брежневский застой. Сейчас им к 70 — время писать мемуары.
Между тем ленинградские семидесятники жили совершенно по–разному, отдельные их страты практически не пересекались. Владимир Путин мог побывать в "Сайгоне" только по служебной надобности, Арсения Рогинского трудно представить себе сплавляющимся на плоту по Вуоксе с Анатолием Чубайсом.
Александр Боровский — маргинал, человек социального пограничья, его горизонт шире, ему внятны все страты тогдашнего общества. Поэтому его воспоминания, как "История моего современника" Владимира Короленко, всесословны.
Давид Боровский, отец автора, — сын еврея–слесаря из подмосковного рабочего поселка, уличный боец, фронтовик, мастеровитый и статусный художник, писавший и портреты членов политбюро, и тончайшие иллюстрации к прозе Ивана Тургенева. "Отец сохранил бойцовские качества и в старости. У него не было паузы между импульсом и действием".
Мать — дочь дворянки из царских офицеров, пережившей красный террор, и советского генерала–летчика. Генеральский дом в Ротах, потом родительская квартира в Коломне, отцовская мастерская в Доме художников на Песочной наб. Широкий, открытый дом. Друзья отца мастеровитые соцреалисты — и тут же Натан Альтман, Валентин Кудров, Тамара Шишмарева. Среда не советская и не антисоветская, а просто несоветская. "Эти люди оберегали свою частную жизнь и свою частную линию в искусстве. Задача (не сформулированная, скорее ощущаемая на уровне самоуважения, сохранения личного достоинства) была: не впускать "чужое" (идеологию, нравы, речевую субкультуру) в свое повседневное, частное".
Сам Александр Боровский окончил Академию художеств, работал искусствоведом в Худфонде, на ЛФЗ, в Русском музее. Не бедствовал, но особой карьеры при советской власти не делал: "Мы не были диссидентами, совсем нет. Но и доверия никак не внушали. Не делали шагов навстречу. Уходить в андеграунд в моем круге в целом не было принято. С этого пути уводила сосредоточенность на профессионально–исполнительских моментах". Лирический герой мемуаров — легкий человек, гедонист, ценитель ресторанов (пусть и советских), домашних пирушек, задушевной беседы, сладкой похмельной кружки пива у ларька, прекрасных дам, путешествий (по СССР — за границу не пускали), знаток множества баек. Умение выжить и сохраниться, не жалуясь и занимаясь любимой работой, сделало для него переход в новую постсоветскую реальность невероятно успешным.
В андеграунде был шанс стать гением (как правило, посмертно), но подавляющее большинство загнанных в гетто кочегарок и дворницких, простоявших свою жизнь за маленьким двойным, ничего не достигли, спились, дисквалифицировались и умерли в безвестности. Считаные единицы сумели реализоваться тогда, когда невозможное оказалось возможным.
С 1990–х Александр Боровский с его насмотренностью, начитанностью, прекрасным английским, юмором и светскостью делает невероятную карьеру. Свой в галереях Сохо, главных музеях Европы, устроитель выставок и автор каталогов. И друг своих друзей, самых разных, казалось бы несовместимых. Веселая книга, редчайшая для России история успеха.