Честь музыканта и профессиональные законы

Америка – это потрясающая страна с симпатичным народом – в принципе, они как дети. А вот города их я не переношу. Меня подташнивает от них, там даже негде гулять. Например, не очень люблю Нью-Йорк – это вавилонский город. Может, там надо родиться, чтобы к нему привыкнуть, чтобы он стал частью твоей жизни, он должен быть в крови.

Юрий Темирканов, художественный руководитель и главный дирижер Академического симфонического оркестра Санкт-Петербургской филармонии, художественный руководитель Филармонии:
Но зато обожаю их поразительные музеи, они в какой-то степени компенсируют эти недостатки. Ну а профсоюзы их просто ненавижу, они настоящие враги музыки, вообще искусства. Не дай бог на одну секунду задержать оркестр. Время репетиции вышло – значит, шабаш, оркестранты пакуют инструменты и уходят. Таково предписание профсоюза. И никого не волнует, что работа не доведена до логического конца, что в следующий раз понадобится, по сути, начинать все с нуля, снова тратить огромные силы на разогрев оркестра, с великим трудом доделывать то, что легко могло быть доделано еще в ходе предыдущей встречи…
Любую великую, замечательную идею можно довести до идиотизма. Вот коммунизм ведь прекрасная идея. А на практике ни у кого не получилось. Так вот, профсоюзы в Америке довели понятие демократии в оркестрах до идиотизма. И они погубят музыкальную культуру, вернее, низведут до механической работы. Практически это уже сделано. Когда на репетиции остается доиграть две страницы длиной в 2 минуты – Малера, Бетховена! – вдруг встает директор оркестра и объявляет: «Маэстро, ваше время закончилось». Вообще ,в этом виноваты сами дирижеры. Когда везде были диктаторы – Сталин, Гитлер, Муссолини, – начальник завода тоже был маленьким фюрером, и в оркестрах, и в театрах тоже были свои фюреры, вожди. Таков был принцип жизни. И дирижеры были такие: Тосканини, Сэлл, Мравинский. Они были диктаторами, которых боялись. Они и породили самозащиту у музыкантов, которые организовали профсоюзы. У кораблей есть ватерлиния, которая указывает, что превышать ее нельзя – утонешь. Так вот, в Америке демократия перешла ватерлинию. Но такое происходит не только в Америке. Меня однажды пригласили в Японию и говорят: «Маэстро, перед концертом репетиции быть не может». «Почему? Нужно хотя бы акустически попробовать новый зал, рассесться, послушать». Нет. По контракту с профсоюзами не положено. Тогда я сказал им: «Вот контракт, напишите, что ваш главный дирижер Темирканов никогда с вами на гастроли не поедет. Не нравится? Тогда напишите, что он разрывает контракт». Мне профессиональная честь дороже, чем профсоюзные законы. Конечно, замечательно, что есть профсоюзы, есть люди, защищающие права музыкантов. У нас такого нет. Но только не надо в этом переходить границы.
Очень многие программы я сделал впервые за рубежом. А это совсем не то что дома: прежде всего – гораздо жестче сроки, в отличие от нас на Западе репетируют по времени намного меньше. Ни для кого не секрет, что и дирижеру, и артисту-исполнителю всегда нужно обыграть произведение, примериться к нему перед тем, как вынести на сцену, предположим, Ройял-Фестивал-холл или Карнеги-холл. У меня такой возможности никогда не было. Поэтому нетрудно представить, сколько нервов, душевных сил приходится тратить, когда ты приезжаешь впервые дирижировать, положим, «Весну священную». Оркестр знает сочинение, все ноты и нюансы играет сразу же – не только потому, что здесь превосходные музыканты, но и потому, что это у них в репертуаре. Я же выхожу, впервые в жизни приспосабливаясь к этому произведению, только начинаю нащупывать его.
Большинство оркестров на Западе высокопрофессиональны, их много, гораздо больше, чем в России. Но музыканты там юридически и житейски поставлены в такие условия, которые их заставляют думать, что они не искусству служат, а работают, причем строго в рамках обозначенного времени. Это, к сожалению, снижает удовольствие от работы с ними. Наши музыканты, еще вчера нищие, выброшенные на обочину общественной жизни, шли на репетиции как на служение и вдохновенно играли. Подобное состояние музыканта утеряно на Западе, но боюсь, что постепенно это и к нам придет. По понятным причинам у них мы перенимаем только плохое, хорошего мы не видим. У меня музыканты на часы не смотрят. И если посмотрят – это будет последний день их работы в оркестре.
Благодарим Джамилю Хагарову за разрешение использовать фрагмент ее книги «Юрий Темирканов. Монолог» (СПб, издательство «София»)