Передать бизнес по наследству — задача небанальная. Особенно в России, где законы и практика столь изменчивы. "ДП" собрал за круглым столом участников петербургского рынка наследственного консалтинга, чтобы обсудить новеллы Семейного кодекса РФ.
Антон Андреев, управляющий партнер КЮЦ «Наследство»:
Появившиеся в связи с реформой инструменты касаются довольно узкой части клиентов — собственно, только тех, у кого действительно есть активы, нуждающиеся в наследственном планировании. Это бизнес и более–менее крупные состояния, которые имеют 25–30 лет от роду. В большинстве случаев первое поколение все еще у руля, но уже требуется понимание, как быть дальше. Кто будет этим управлять, нужно ли это сохранять или продавать. Для работы по наследственному планированию для владельцев бизнеса и сложных активов тех инструментов, которые появились в связи с последней реформой гражданского законодательства, нам явно не хватало. К сожалению, в окончательный текст закона попало не все, что предполагалось. Появилась возможность создания наследственного фонда, усовершенствовались меры по управлению наследством. Изменился характер завещательного возложения. Норма о совместном присутствии супругов при составлении завещания, заменившая совместное завещание супругов, я считаю, бессмысленна. В одних случаях супруги и так не скрывают друг от друга содержание завещания, а если отношения между ними иные — ничто не мешает буквально через час пойти и отменить это завещание или написать новое. Законодатель пошел по проторенному пути, определяющему приоритет воли наследодателя в любой момент отменить или изменить завещание.
Законодатель также не включил в окончательную редакцию закона положения о наследственном договоре, которые были в проекте. Жаль, поскольку наследственный договор мог стать реальным решением во многих случаях и данного инструмента по–прежнему будет не хватать как юристам, так и клиентам. Наследственный фонд учреждается при жизни его создателя и не может быть изменен после, он является обязательным наследником, который не может отказаться от наследства, другие потенциальные наследники становятся бенефициарами фонда, что помогает решить проблему обязательной доли — основной ложки дегтя российского наследственного права. Фонд может получить свидетельство о вступлении в права наследования, не дожидаясь истечения 6 месяцев, и таким образом обеспечить реальный контроль и управляемость в наследуемом бизнесе.
Появляются новые возможности для рынка юридических услуг, потому что фонды надо учреждать, нужно писать документы фондов, нужно скрупулезно подходить к этому с организационной и юридической точки зрения, совмещать это с интересами других наследников, а если мы говорим про бизнес — с интересами других участников бизнеса, и так далее. Это рынок для тех профессионалов и клиентов, кто готов вкладываться в индивидуальные решения, разработку сложных документов. Стандартизация и попытки продавать фонды "с полки" бесполезны и вредны, поскольку дискредитируют саму идею наследственного планирования. Наследственные фонды — вещь крайне удобная. Это, конечно, не траст, но уже что–то. Будем с ними работать, я считаю, это хороший инструмент, которого нам реально не хватало.
Душеприказчик и доверительный управляющий. Казалось бы, они были и раньше, но теперь душеприказчик может быть юридическим лицом и сам может выступать доверительным управляющим. Таким образом, владелец состояния получил возможность сам определить лицо, которое будет управлять состоянием после него. Кроме того, законодатель дал старт созданию рынка профессионального управления наследствами. Это важный шаг, поскольку не всегда наследники могут эффективно и квалифицированно управлять наследством, особенно если в его составе, например, действующий бизнес или наследник, например, недееспособен в силу возраста или по другим причинам.
Изменение характера завещательного возложения хорошо тем, что исчезло требование об общеполезной цели этого возложения. То есть теперь без проблем можно сказать: вот деньги, на них кормите до самой смерти моего любимого кота и обязательно четыре раза в день чешите его за ушком вот этой золотой щеточкой. И не забудьте менять наполнитель не реже раза в день, иначе котику неприятно лапкам.
Константин Зиятдинов, руководитель международных проектов «Прайм Эдвайс»:
Никто не понимает, как нововведения будут работать в России. Практики нет, как суды будут трактовать эти истории — непонятно. Поэтому на первом этапе эти инструменты будут оставаться уделом смелых, а смелых мало, когда дело касается личных активов. И получается замкнутый круг: инструменты есть, но ими никто не пользуется, потому что неясно, как они будут применяться. А неясно, как они будут применяться, потому, что никто ими не пользуется. В таких случаях люди начинают дрейфовать в сторону старых добрых зарубежных юрисдикций, где понятна практика судов и вообще больше ясности в этом процессе. И применяют их, несмотря на более высокую стоимость и не самое большое их удобство по отношению к российским активам.
Что мы имеем сегодня? Российское законодательство пытается модернизироваться и вводит инструменты, которые давно имелись за пределами нашей родины. Непонятно, какие возникнут в связи с этим подводные камни, а они обязательно возникнут в связи с особенностями нашей Фемиды. Но пройдет лет пять–шесть, это все отполируется и придет в некий удобоваримый вид, который будет активно использоваться и будет гораздо доступнее, чем те же зарубежные инструменты. При этом и их нельзя списывать со счетов — для определенных целей, для определенных наследников они останутся гораздо удобнее. Не секрет, что дети многих бизнесменов давно не имеют никаких личных связей с Россией, им намного удобнее перейти в ту юрисдикцию, где они осели. Поэтому не надо бросаться в крайности, переходить исключительно на "российское" или исключительно на "иностранное". Есть масса параметров, которые могут влиять на то, какая совокупность инструментов будет использоваться для оформления пула активов конкретного лица.
Я сугубо за то, что появляется в нашем гражданском праве, это позволит переместить часть наследственного планирования в Россию и сделать жизнь наследодателя более удобной. Банальный пример — дорогая недвижимость, оформление которой на иностранную структуру влечет за собой кучу сложностей, лишних процедур, налоговых расходов и еще объяснения взаимоотношений между этой структурой и конкретным пользователем имущества. Все же я надеюсь, что пройдет меньше 5 лет и мы получим выстроенный инструмент для применения в России.
Антон Андреев:
Я не против зарубежных инструментов, наоборот, очень даже за. Мы точно так же используем их. Мы работаем с состоянием в целом, и туда закладываются все инструменты, которые клиент может себе позволить и которые при этом целесообразны. Но они недешевы, а к тому же — после известных событий — есть ряд российских граждан, которые категорически не хотят их иметь. Люди хотят заплатить на родине налоги и спать спокойно.
Новые инструменты — они для тех, кто готов это делать по российскому праву. Кто действительно хочет урегулировать эти вопросы в отношении имущества, в отношении всех наследников — кто что получит, как это оценивается, в каком порядке, в какие сроки. Практики нет, но она и не появится, если никто ничего делать не будет. И я не исключаю, что для первых смельчаков, которые захотят использовать эти новые инструменты, это будет не дешевле, чем использование зарубежных. Потому что это достаточно большое количество часов работы — разработать схему их применения в условиях полного отсутствия практики. А работа такого уровня будет и оцениваться соответственно.
Максим Нозин, региональный директор General Invest:
Наследственные фонды, которые можно будет создавать по российскому законодательству, формируются и начинают действовать уже после ухода из жизни человека. Активы, передаваемые в такой фонд, должны быть ликвидны, в идеале это вообще должны быть деньги. Но, естественно, никто не планирует определенной даты ухода из жизни, поэтому активы могут оказаться неликвидными или потерять значительную часть своей стоимости в процессе передачи в такой фонд, так как учредитель уже не сможет позаботиться об их сохранности и эффективности.
Не лучше ли создать при жизни в иностранной юрисдикции обычную компанию (КИК) или фонд и завести туда активы, а наследникам распределить доли в компании? Тогда банку не придется замораживать счет с финансовыми активами и останавливать процесс управления на полгода, пока идет процесс оформления наследства, как в случае владения счетом физическим лицом.
В течение полугода активы будут работать, управляться и приносить доход, а также не нужно будет ликвидировать активы для распределения средств среди наследников. Члены семьи, введенные в структуру управления компанией или фондом, смогут продолжить заботиться о благосостоянии семьи и ее членов, не обладающих опытом управления или желанием этим заниматься.
И есть еще один момент: состоятельные люди склонны инвестировать в валютные инструменты, а в России есть такое требование, как квалификация инвестора. Для инвестирования через российский наследственный фонд в иностранные инструменты он должен быть квалифицированным инвестором — юридическим лицом, а как раз требования по такой квалификации очень высоки. Так, юрлицо должно иметь активы минимум 2 млрд рублей. Надеюсь, в нашей стране в скором времени будут сняты подобного рода ограничения и инвестировать будет очень удобно.
Другой пример: ряд юрисдикций накладывает на наследника обязанность уплатить налог с актива, полученного в наследство в этой стране. Для шато во Франции может потребоваться скорая продажа с целью заплатить налог на наследство, а налог там ни много ни мало 50% от стоимости. В Великобритании недавно изменилось законодательство, и теперь прямое наследование, скорее всего, приведет к потере недвижимости, если нет средств, чтобы заплатить налог на нее. В США аналогичная ситуация.
Когда же вы наследуете долю в компании, владеющей активами в различных юрисдикциях, с номинальной стоимостью $10 тыс. или основной бенефициар передает доли в компании наследникам заранее, налог на наследство будет намного меньше или его не придется платить совсем.
Владимир Романовский, генеральный директор Института проблем предпринимательства:
Меня во всей этой истории интересует та часть, которая находится до наследства. Вся та часть, что касается вовлечения в гражданский оборот имущества, которое пока капиталом не является. И улучшения всех его параметров.
Мне кажется, разница будет заключаться не только в том, какая будет юрисдикция в прямом смысле слова. Дело в том, что зарубежные активы, которые покупались нашими бизнесменами, приобретались как уже сформированные бизнес–единицы. Поэтому хотя бы первая часть работы применительно к западным активам присутствует в меньшей степени. А все, о чем мы говорим, в России у людей, которые ковали свои состояния в течение 1990–х годов, — это совсем другое.
Всем известно, как это бывает, что он акционер, но акционер понятийный. Все понимают, что ему принадлежит половина бизнеса. Он не голосует на собраниях акционеров, но принимает все важные решения, получает дивиденды. Когда речь идет о его капитале, то купленные им дома и акции в Европе — это уже активы, и они полностью идут под специалистов по наследственному планированию.
А то, что в России, — нет. Пока он здесь, он может влиять на их легитимизацию и трансформацию всего в капитал. И только после этого наступает период, когда можно применять договорные инструменты. Что ты внесешь в наследственный фонд, если у тебя понятийное соглашение или права на интеллектуальную собственность, которые не зафиксированы никак?
Поэтому вопрос, будут ли люди, имеющие активы, переводить их в российскую юридическую плоскость, зависит еще от того, а есть ли у тебя вообще в России какие–то массивы, которые ты можешь оформить юридически.
Антон Андреев:
Самое интересное, что именно вопрос наследования — это именно то, что заставляет людей вообще задумываться о необходимости структурирования активов и планирования будущего своего состояния. Прежде выбор был невелик: или зарубежные механизмы для тех, кто может это себе позволить, или постсоветское наследственное право, не учитывающее всех реалий современной жизни и интересов тех, кому есть что оставить наследникам. В свое время, в начале нулевых годов, мы предлагали использовать именно зарубежные механизмы — офшоры, трасты — мы как раз аргументировали это так. Когда сидят перед нами два конкретных таких человека и ты им говоришь: вы–то разберетесь между собой. А когда на этом месте будешь не ты, а твой сын, которому сейчас 20 лет? Он говорит: нет, этот сильнее. А в Королевском суде Великобритании ваши позиции примерно одинаковые — лишь бы хватило денег на адвоката. Потому что невозможно применить ни административный, ни финансовый ресурс. Тогда мы агитировали в эту сторону. Сейчас ситуация такова, что здесь тоже надо это делать.
Ксения Иванова, управляющий партнер «Ивановы и партнеры»:
Моя основная специализация — наследственное право. И у меня есть вполне обоснованное недоверие к такому инструменту, как наследственный фонд. Первая причина этому недоверию — часто меняющееся законодательство РФ. Не факт, что закон не будет переработан.
Очевидно, что этот закон — это некая антиофшорная вибрация, направленная на то, чтобы все активы российских резидентов были легализованы в стране. Что будет дальше после этого, никто не говорит и никто не знает. То же самое с декларациями иностранных счетов и контролируемых иностранных компаний. Я не сильно верю, что, когда люди поверят в этот инструмент и выйдут в свет, никто не придумает, что с ними сделать после этого.
В частности, непонятно, как в данном случае будет складываться практика раздела имущества. В английском праве можно объяснить, что этот траст фиктивен, что фактически он подконтролен человеку и что это имущество должно входить в наследственную массу. Но у нас, скажем мягко, система права иная. Она "развивается" — назовем этот бурлящий поток таким словом.
Судьи очень боятся принимать решения вопреки сложившейся практике. А практика меняется. Сегодня постановление Пленума Верховного суда говорит так, а через год оно говорит совершенно противоположное. И суды руководствуются этими разъяснениями. Поэтому гарантировать клиенту, что в будущем, через те же 10 лет, его механизм будет действовать именно так, а не иначе, сегодня невозможно. Завтра закон изменится, или Верховный суд пересмотрит практику, и мы будем искать что–то еще.
Мы, как юристы в российской правовой системе, не можем ничего гарантировать, в то время как создание фондов в других юрисдикциях — это стабильная структура, и мы можем сказать, что через 10 лет они будут работать так же, как сегодня. Хорошо, что в России появляются эти инструменты, но предстоит еще много работы, чтобы появилось доверие к ним со стороны наших граждан.
Есть у нас дело, где наследодатель — крупный петербургский бизнесмен — распределил все, кому чего следует. Но при этом его волеизъявление не обезопасило никого, потому что завещание все равно оспаривалось, были обязательные доли и, что бы он ни написал в завещании, что бы он ни хотел, от обязательных долей имущества супругов он не ушел. Хорошо, что у него был еще и брачный договор и выдела имущества супруга не произошло. Причем выдел обязательной доли супруга возможен и в Англии, и везде — и, кстати, по самому что ни на есть российскому праву. То есть российское право может быть применимо.
Поэтому наследственный фонд должно и нужно впоследствии использовать именно для обеспечения исполнения воли умершего. В частности, в случае наличия перспективы раздела имущества супругов. Но для этого закон надо будет еще дорабатывать.
