Нужно отдать должное режиссеру Бортко: он берется рассказать заведомо некассовую, сложную историю — про человеческую глубину, про психологию отношений, про моральный выбор — да еще и в наше время. Даже название фильма звучит как вызов — режиссер как бы говорит: я не стараюсь вам понравиться, привлечь вас звонким названием. Мало того: тут почти философский финал, то есть, опять–таки, самое главное происходит не в виде буквального события, а, что называется, в душах героев. Это отчасти напоминает и "Осень" Андрея Смирнова, и "Осенний марафон", и, конечно, пьесы Вампилова или Володина — то есть продолжает лучшие традиции советского искусства, которому иногда удавалось сбежать со строек социализма в тишину квартир и приусадебных участков. Но тут же выясняется странная вещь: все описанные произведения опирались (ты понимаешь это только сейчас) на какой–то устоявшийся мир, на сложившуюся, вросшую в землю и, конечно же, узнаваемую зрителями норму повседневности. Которая как раз и оттеняла своей серостью и монументальностью, незыблемостью яркость характеров героев.
Советскую норму было легко воспроизвести — она была довольно однообразна. Что касается нынешней нормы, то ее отобразить гораздо труднее. Потому что сегодня этих норм существует не одна и не две, а минимум десяток, и режиссеру нужно быть очень убедительным именно в точности выбора — того класса, прослойки, страты, о жизни которой он хотел бы рассказать. И тут возникает первая проблема.
Все попытки показать жизнь скромного преподавателя и его молодой супруги из Петербурга — или же шикарную жизнь руководителя банка из того же города — выглядят на экране неубедительно. Ты попросту эту жизнь на экране не узнаешь. Нет ни одной детали, за которую можно было бы зацепиться, чтобы опознать именно наше время. Это все какой–то прозрачный, выхолощенный мир, действительно напоминающий кукольный дом (Бортко признается, что хотел рассказать историю современной Анны Карениной с некоторым добавлением Ибсена). Прежде всего ты не можешь поверить в реальность мира, созданного режиссером, — и все остальное, происходящее с героями, пусть даже и в моральной плоскости, также не вызывает доверия.
Этому есть банальное объяснение. Дело в том, что режиссеры классической школы (Бортко, Кончаловский, Михалков, Говорухин) — все сегодня стремятся снимать кино, что называется, про простых людей, но сами при этом давно живут совсем другой жизнью. И им, условно говоря, гораздо ближе условия жизни банкира, но его образ жизни они как раз "презирают". И в результате они рассказывают не историю жизни, чью бы то ни было, а какую–то схему, под которую жизнь должна подстроиться.
Например, главным двигателем сюжета "О любви" является ипотека, которая ставит героев перед каким–то неизбежным моральным выбором. Между тем миллионы людей этим действительно не самым простым экономическим механизмом давно пользуются во всем мире и в России, но это вовсе не означает какого–то обязательного человеческого краха. Ужас, но не ужас–ужас, как говорится. Задолженность вовсе не обязательно должна послужить толчком к моральной и физической измене. Другое дело, что героиня (Анна Чиповская) просто хочет изменить собственную жизнь, но при чем тут тогда ипотека?.. Вот и получается, что моральная глубина в фильме существует как бы отдельно от самих героев. Ипотека тут сама по себе, а любовь — сама по себе, и все остальные детали современной жизни рассказывают собственную историю успеха, перебивая друг друга, а не дополняя. Не складывается жизнь. В сугубо техническом, кинематографическом смысле.