В 2016 году петербургские музеи дали фору галереям и арт–центрам

Автор фото: Сергей Коньков

 

Не то чтобы петербургская арт–сцена держит курс на отделение от России, но есть у нас свои заповедные места, свои Оскары Уайльды, свои Жанны д’Арк. Петербургскому своеобразию чужд сепаратизм. Напротив, оно проясняет специфику местного контекста на фоне российской ситуации, а заодно и общую картину художественной жизни страны.
В 2016–м наши музеи дали фору галереям и арт–центрам. За последние годы это стало привычным. Изящно и пафосно рассказали историю о незавершенной картине Стерлигова в честь Победы в Великой Отечественной эрмитажные кураторы. Русский музей сделал несколько безукоризненных блокбастеров. Кандинского впервые показали в контексте его увлечения искусством зырян, откуда как будто есть пошли абстрактные композиции. Открытием для широкой публики и для знатоков стала выставка учеников Петрова–Водкина. Ретроспектива Остроумовой–Лебедевой — событие в истории ленинградской графической школы, которая, как было показано, испытала влияние японской гравюры. Даже на фоне этих неординарных проектов выставка "Квартира № 5" заметно выделялась как остроумный кураторский рассказ о забытом авангардистском круге, описанном в знаменитых мемуарах Николая Пунина.
Чемпион гастрольных выставок, бесспорно, Ян Фабр в Эрмитаже. Страсти по Фабру, который до дебюта в России вовсе не славился скандальной репутацией, пока не утихли. Можно только порадоваться за нашу публику, назло всем бодрийарам и польдеманам сохранившую более чем традиционный вкус. Множатся гневные комменты в соцсетях, дирекция Эрмитажа воодушевлена тем, что наконец донесла культуру до масс, а знатоки сожалеют, что Фабр многое повторил из своей луврской экспозиции 2008–го.
Проекты в галереях и арт–центрах блекнут рядом с такими масштабными выставками. Одна инсталляция тем не менее стала событием. Петр Белый впервые выставился в "Борее", наконец признавшись в давней любви к нашему нонконформизму. Его "Анатомия куба" обыграла на разные лады геометрическую фигуру, не оставлявшую равнодушными постмодернистов, и воспела "Борей" как урочище русского авангарда. Дерзко, концептуально и, что обезоруживает, в лучших традициях русского искусства.