Поиск признаков "иностранности" входит в российский обычай

Автор фото: "Коммерсантъ"

Минюст ищет признаки "иностранного агента" у "Мемориала", а недавно нашел их у "Левада-центра". Государство объявляет, что борется с влиянием Пентагона на политику, но на деле цепочки такого влияния могут быть длиннее, незаметнее и необычнее.

Минюст по поручению прокуратуры начал внеплановую проверку правозащитного общества "Мемориал" на предмет выявления функции иностранного агента. С большой долей вероятности выявит — к "Мемориалу" у властей уже давно возникают вопросы по этому поводу. На днях иностранным агентом объявили одну из крупнейших социологических служб России — "Левада-центр".
"Левада-центр" сотрудничал с четырьмя университетами из США, а также социологическими службами — Gallup, IPSOS и другими, то есть крупнейшими международными компаниями. Университет Висконсина, в свою очередь, частично финансируется Минобороны США. Это особенно подчеркивается Минюстом, и это обстоятельство стало основанием для жалобы движения "Антимайдан": в июле движение обратилось в Минюст с просьбой признать "Левада-центр" иностранным агентом из-за связи с Пентагоном через университет Висконсина.
То есть "Леваду" закрыл именно "Антимайдан" — правда, действовал ли "Антимайдан" по собственному почину, большой вопрос. Национал-патриотические движения часто пишут письма по инстанциям с просьбами закрыть что-то, по их мнению, непатриотическое, и далеко не всегда их жалобы удовлетворяются. Связь с Пентагоном достаточно эфемерна — учреждение A работает с учреждением B, которое, в свою очередь, работает с учреждением С: если это служит доказательством того, что A выполняет заказ С, то и Кремль можно обвинить в исполнении заказов "Аль-Кайды" — подписали же недавно соглашение по нефти с Саудовской Аравией.
Нет ничего необычного в том, что социологи контактируют друг с другом — если вам нужно провести исследование по разным странам, без привлечения местных коллег не обойтись, и за это платятся какие-то деньги. Более того, нет связи одних исследований, международных, с другими, сугубо внутренними. Но в таких случаях формальную сторону вопроса можно отметать сразу, иначе Минюст пришел бы раньше — дело в зловещем Пентагоне.
Владимир Путин не раз, отбиваясь от правозащитников, говорил, что не видит ничего плохого в статусе иностранного агента. Мол, это не накладывает никаких ограничений на работу организаций, просто нужно добавлять два слова на бланки документов. Это лукавство — на практике, как говорит директор "Левада-центра" Лев Гудков в интервью "Снобу", уже сегодня организация "получает массу уведомлений от государственных учреждений, которые теперь отказываются иметь с нами дело... не говоря уже о проблемах с финансированием".
Государственные учреждения гораздо лучше умеют расшифровывать послания свыше и понимать, что на самом деле имеется в виду, а приоритетным следует признать другое высказывание Путина: "Когда принимался закон, смысл его был в том, чтобы из-за границы с помощью финансовых ресурсов никто не вмешивался в нашу политическую жизнь, в этом самое главное". Когда в прошлом году иностранным агентом признали фонд "Династия" Дмитрия Зимина, Зимин предпочел вовсе закрыть фонд. "Иметь дело" с такими организациями нельзя, это не написано в законе, но это обычай, он сильнее закона.
В этом смысле интересно вообще восприятие слова "иностранный" в России. Государственная пропаганда тратит немало времени на то, чтобы само понятие "иностранности" воспринималось россиянами как негативное. В разоблачительных передачах про оппозицию любая связь с иностранцами служит самодостаточным доказательством национального предательства, вплоть до безобидных вещей типа "съездил в Америку". Такие же поездки депутатов реакции не вызывают.
В то же время премьер-министр, допустим, регулярно отчитывается о росте иностранных инвестиций — это считается хорошо, хотя инвестиции — это и есть деньги, предполагающие извлечение прибыли, неважно, китайские они или американские. Ни у кого не вызывает вопросов оказание сервисных услуг иностранцам, приобретение вещей иностранного происхождения, а ведь можно вывести утверждение, что факт наличия иностранных автомобилей заставляет чиновников стремиться приобрести их любым способом и тем самым провоцирует на коррупцию и растраты.
С государством вполне можно посоревноваться в построении замысловатых цепочек. Да, здесь материальное, а здесь духовное, но кто сказал, что вещь не оказывает влияния на человека? Концерн Bombardier, может быть, влияет на российскую политику больше, чем любые социологи, — обладание собственным джетом оказывает необратимое влияние на личность. Сформированная материальным миром элита стремится законсервировать существующий порядок и ради этого оказывает влияние на выборы и формирует общественно-политическое мнение (это из определения политической деятельности, данного Минюстом), вполне конкретное. Стремление войти во власть тоже нередко бывает вызвано лишь желанием приобщиться к миру материальных ценностей иностранного происхождения, отправить детей учиться за границу. В-третьих, демонстративное потребление провоцирует острые политические дискуссии с оппозицией. Эта цепочка длиннее, чем двухзвенное "дал деньги — заказал наезд".
Такие рассуждения вполне можно назвать искусственными, но не более искусственными, чем де-факто обвинение "Левада-центра" в попытке вмешиваться в российскую политику по заказу иностранных государств.