"Выходной Петербург". Долгая дорога в буре

— Депортация — это страшно?

— Нет, плохо, если у тебя долг в Узбекистане, или ты единственный в семье, или не смог заработать.

— Штамп в паспорте совсем закрывает дорогу в Россию?

— Обходные пути всегда можно придумать…

На сегодняшний день дорога в Россию закрыта более чем 285 тыс. человек, и ежедневно Федеральной миграционной службой оформляется до 3 тыс. документов о запрете на въезд. Сколько выдворенных за пределы Российской Федерации ищут и находят обходные пути в поисках заработка, неизвестно. Одна из распространенных причин депортации из России — фальшивая печать о пересечении границы с Украиной. По закону иностранцы должны через 90 дней покинуть пределы РФ, но по факту все иначе. Зачастую паспорта отдают специальным людям, которые ставят в них печати о пересечении границы. Порой фальшивые. Если сотрудники ФМС выявляют граждан с такими печатями, то им ставят "депорт". Наивное представление: если ты заплатил денег, то тебе должны поставить настоящую печать о пересечении границы, живет в сознании многих мигрантов. Поэтому многие не признают вины в нарушении и считают последующую депортацию несправедливой. И возвращаются.

Узбекистан

Ургенч. До границы с Россией — больше 1 тыс. км. Хмурый, грязный, чавкающий выпавшим снегом рынок. Столько безрадостных лиц не встретишь даже утром понедельника в петербургском метро. Люди, тележки, велосипеды, бесцеремонно толкая друг друга, снуют от мясных рядов к овощным и обратно. Зима — самый активный сезон для узбекских торговцев — из России на каникулы приезжают подзаработавшие соотечественники. С одним из них я пробираюсь сквозь продающую, покупающую толчею. "Простите, можно пройти" встречается с удивлением и провожается долгим взглядом. Русские туристы в Узбекистане сегодня редкость, а те, кто приезжает, предпочитают открыточный Самарканд и Ташкент и сторонятся небольших городков, а тем более кишлаков. Прилавки заканчиваются, на обочине рынка роятся таксисты — люди, тележки, велосипеды погружаются в машины и бесцеремонно, подрезая друг друга, покидают торговую площадь. В самом конце автостоянки переминаются с ноги на ногу несколько человек в черных кожаных куртках, спортивных штанах и гребешках RUSSIA. Это "русская стоянка". Машины с нее отправляют обходными путями мигрантов на заработки в Казахстан и Россию.

— Ты уверена, что хочешь вернуться на родину так? — уточняет проводник, когда еще можно повернуть назад.

— Да.

Останавливаюсь в отдалении, а мой проводник идет вперед, договариваться о моей отправке. Переговоры идут на узбекском: громко, наперебой, обступив моего проводника в плотное кольцо, водители борются за возможность заработать. Проводник показывает на меня.

— Русская? — меня подзывают подойти ближе.

Плотное кольцо охватывает теперь и меня. Проводника спрашивают, все ли в порядке у меня с документами, — в их глазах его слово весомее моего, так как он местный, свой и с него всегда можно спросить за проблемного пассажира. Договариваются о плате за проезд. И когда все оговорено, обращаются ко мне. Водители спрашивают о России, о смене узбекских прав на русские, о визовом режиме. Я рассказываю о новом сервисе сайта ФМС по проверке наличия основания для неразрешения на въезд и тут же с телефона демонстрирую, как он работает, взяв данные одного из водителей. Слова о том, что "по линии ФМС к этому гражданину претензий нет", рождают бурный всплеск эмоций — меня кидаются обнимать. И я тут же оказываюсь под гнетом имен, фамилий, паспортных данных, озвученных одновременно. Меня не отпускают, пока на телефоне не обнуляется баланс. А когда мы с проводником уже собираемся уходить, нас догоняет один и предлагает мне приехать весной, когда поток уезжающих в Россию огромен, и развернуть бизнес по проверке разрешения на въезд. Дело в том, что стоимость проезда зависит от того, насколько чисты документы. Если все в порядке, то уехать можно за 5 – 8 тыс. рублей, если есть проблемы, то стоимость возрастает до 30 тыс. и выше — разница идет на решение вопросов с пограничниками. Но далеко не все сразу говорят о своих затруднениях, чтобы уехать подешевле, а на границе все открывается и зачастую решается в долг. Хотя, как говорят сами водители, бывает, что и не решается — человек остается у КПП и ждет попутку в сторону дома.

— Выезжаем сегодня после 9 вечера, — озвучивает мне проводник договоренности.

— Сколько будем ехать?

— Может, дня четыре, а может, пять — зависит от водителя, да и говорят, что снежные бураны и гололед на дорогах…

Через пару часов проводнику отзваниваются, что машина в Россию пойдет не раньше чем через сутки — не могут набрать достаточного количества пассажиров. В зимние месяцы всегда так: из России едут "газели", легковые с большим перегрузом — люди возвращаются в Узбекистан до весны. Ближе к весне на "русской стоянке" будет аншлаг. А пока мы идем домой к водителю — ждать попутчиков. Я не вносила предоплаты — устная договоренность здесь все еще в ходу. Но всегда нужно делать поправку на то, что тебя могут обмануть, отодвинуть сроки или вообще не довезти, а самое опасное — продать. Когда машина с моим проводником шла из России в Узбекистан, то вместо пассажира он стал водителем на полпути, а до этого машина перевернулась, в Казахстане пришлось собирать пассажиров из больниц и искать транспорт для завершения пути.

— Почему люди едут на машинах? — спрашиваю я по дороге к незапланированному приюту.

— Причин несколько. Во–первых, у людей может не быть денег — они едут в долг водителю, бывает, что не отдают, но здесь всегда остаются родственники, и те — гаранты выплаты или компенсаций. Во–вторых, провоз чего–то, что сложно провезти самолетом или поездом. Я, например, вез сварочный аппарат — на него высокая растаможка, а на месте договориться с пограничниками дешевле. В–третьих, самолетом дорого, а в поезде на границах с нас с каждого спрашивают деньги, особенно в Казахстане, а тут за всех отвечает водитель — ты ему платишь, а он платит на границе, а к тебе не придираются. Ну и конечно, есть те, кто едет с проблемами в документах, хотя высокая плата за проезд таких — не гарант, что они проедут. Иншаллах.

Подходим к дому водителя — это одноэтажное глиняное, типичное для узбекских кишлаков сооружение. Крытый двор, который одновременно является и гостиной. На невысоком порожке расстелен ковер, на котором засаленные пуфики и низкий большой стол для чаепития. В углу у стола сидит пожилая женщина — мать, ее национальный костюм по цветовой гамме сливается с ковром на полу и ковром на стене. Я сначала ее даже не заметила. Это пространство для приема гостей, в сам дом чужих не зовут — здесь постояльцы и обедают, и ночуют. Но все двери открыты настежь, и я вижу, как в комнате напротив женщина и две девочки раскатывают тесто. На ужин будет самса. Слушаю узбекскую речь, пытаясь хоть немного уловить смысл — русский язык они игнорируют, хотя я знаю, что им владеет вся семья. Но вот на экране ТВ возникает Владимир Владимирович. Зрители переходят на русский и обращаются ко мне. Когда речь Путина доходит до обсуждения межнационального вопроса — концентрация внимания максимальная. Слова про "аморальный интернационал" встречаются поддержкой тех, кто, если разобраться, сам "аморальный интернационал", так как зарабатывает на провозе нелегалов. Идея активно внедрять патенты также одобрена узбекскими работниками.

— Мне подходит такая система — работать по патенту, не нужно сразу большую сумму вносить. Как платить 25 тыс. за разрешение на работу, когда на родине у тебя средняя зарплата 3 тыс. в рублях?

Время близится к ночи, и меня увозят ночевать к сестре водителя. Сославшись на более комфортные условия. Утром узнаю, что ждать отправки нужно еще сутки.

Узбекистан — Казахстан

Выезжаем в 7 вечера. Напротив "русской стоянки" стоит "газель". Внутри все сиденья убраны, лежит газовый баллон, пол застелен ковром. Я первый пассажир, могу выбрать место — хоть в центре ковра. Едем собирать остальных. Подъезжаем к кишлаку, идет дождь со снегом. Двери распахиваются, сначала в салон закидываются две большие сумки, потом рюкзак и несколько пакетов с лепешками. В Россию люди едут практически без вещей, в отличие от обратной дороги, когда объемы ввозимого "на подарки" зашкаливает. За вещами в салоне появляются двое мужчин сильно за 30. Опухшие лица, одинаково растянутые спортивные костюмы и мокасины. Обувь снимается и ставится в угол под ковер. Едем дальше. Хуже русских дорог только узбекские — так трясет и подбрасывает, что если не держаться рукой за что–нибудь, то вполне можно в свободном полете перемещаться по салону. На следующей остановке загружаются еще шестеро. Вольготно расправленные ноги поджимаются под себя, вещи утрамбовываются, салон делится на мужскую и женскую половину. Я и две молодые узбечки садимся ближе к водительскому месту. Сумки сначала ставятся одна на другую, но, когда машина трогается, вся эта пирамида рушится на нас — разбираем тюки под себя. Лица попутчиков напряжены, женщины сидят прижавшись друг к другу, глаза опущены. Мужчины, наоборот, следят за всем — за каждым перемещением руки, тела соседа. Полумрак ночи добавляет тревоги в обстановку — молчание прерывает помощник водителя, нужно передать деньги за проезд. Их передают целыми пакетами (1 тыс. узбекских сумов — примерно 15 рублей). Теперь водитель хочет большую их часть обменять. Ночью в банке сделать это невозможно, да и мало кто здесь пользуется банками. В основном обмен идет на черном рынке. По одному из адресов мы отправляемся.

Принятая первоначально поза начинает надоедать, колени болят, плечи устают, спина затекает. В конце концов всех смаривает сон.

Пробираемся окольными дорогами к границе, чтобы миновать посты. И первая остановка объясняет мне почему — водитель в документы закладывает внушительную пачку купюр и уходит.

— Почему вас так долго не было? — спрашиваю я, когда наш рулевой возвращается.

— Чай пил.

— Сначала за перегруз заплатил. Потом разговорились, сказал, в Россию еду, а они попросили шины шипованные привезти. Привезу, чтоб отношения не портить.

За последующие 2 часа дороги нас остановили 3 раза сотрудники узбекского ДПС, и все 3 раза вместе с документами закладывались сумы. Все за тот же перегруз и за то, чтоб машину не смотрели.

Светает. Снежный буран схватил в свои объятия железную посудину. Встречных машин почти нет — изредка фуры или груженые легковушки, напоминающие доверху набитые вещами шкафы. Вдруг наша "газель" закашлялась и встала. Водитель и его помощник уходят, люди в салоне просыпаются, я наконец могу хорошо разглядеть попутчиков: хмурые лица, помятые сном, грязные руки с землей под ногтями, старая одежда, ранние морщины. Все молчат, тишина, разбавленная гулом ветра с пустыни, добавляет напряженности…

Через какое–то время возвращаются водители, садятся и подключаются к молчанию. Стоим. Ждем встречный транспорт. Машина остыла, время тянется медленно и хочется уже просто выйти и пойти пешком, чем сидеть и вслушиваться в завывания ветра. Ситуацию спасают женщины — они начинают шуршать пакетами, доставать лепешки и угощать всех. Провидение тоже сжалилось — пошел поток встречных машин. Останавливали каждую, просили воду и заливали ее в радиатор. Немного продвигались вперед, снова глохли, снова просили у встречных воды…

— Доехали, — врывается в уснувшее сознание жизнеутверждающий крик водителя.

Мы стоим у чайханы посреди пустыни, из–за бурана видно только метров на пять вперед, кажется, что мы на облаке и больше ничего нет. И не важно, есть ли что–то за этими пределами, главное, что в чайхане есть горячий чай. Лепешки, суп с крупно порезанным картофелем и мясом, пельмени в бульоне. Пережитый страх замерзнуть заливается водкой — пьют даже водители. Всеобщее братание. До границы с Казахстаном осталось километров пятьдесят.

Казахстан — Россия

После обеда "газель" вновь врывается в буран, залихватски ища дорогу по снегу. Едем быстрее и веселее: узбекская попса из телефона оживляет дорогу. Граница немного отрезвила. Машина встала в очередь, а пассажиры выходят на таможенный контроль и, наполнив парами алкоголя небольшое помещение, заполняют декларации.

— Ты хорошо пишешь по–русски, заполни, а я продиктую, — обращается ко мне мужчина в спортивном костюме с лицом рыбы.

— Конечно, диктуйте.

— Ввозимая сумма — 5 тыс. рублей.

— Вы думаете, вам хватит этих денег?

— Должно хватить.

На выпивших покидающих родину соотечественников таможенники смотрят равнодушно. Лишь меня осматривают на предмет вывозимой информации в ноутбуке. Пока, Узбекистан, привет Казахстан — идем снова на таможенный контроль. Заметив русский паспорт, ко мне подходит женщина неславянской внешности.

— Давайте вместе пройдем.

— Зачем?

— С зеленых паспортов взятку требуют, а красные так проходят обычно, может, у меня тоже не попросят — я за вами следом пройду…

— Ставьте вещи на рентген, — обращается ко мне казахский пограничник, но вдруг добавляет: — А нет, так проходите, у нас все равно света нет.

Наша группа проходит обесточенный пост.

Ночью прибываем на автостоянку Бену. Высоченный синий металлический забор загораживает от трассы перевалочный пункт, на котором люди, прибывшие из Узбекистана, ждут машин в нужный им город России. А водители, в свою очередь, ждут пассажиров. За стоянкой мрачное здание без окон, обнесенное еще одним металлическим забором. Это гостиница. Коридор и несколько комнат. Перед дверями расставлена обувь, по ее количеству можно судить, что ожидают отправки сейчас не меньше двух десятков человек. Женщины уходят в отдельную комнату, в которой есть только ковер и циновки для сна. Нас всего три, и двое ночью уезжают в Челябинск. Я остаюсь ждать свою машину в Петербург до утра.

— Замерзла? — просыпаюсь от громкого голоса незнакомого мне мужчины. — До Питера машин в ближайшее время нет, можно несколько дней просидеть, но сейчас пойдет на Москву, собирайся, поедешь.

Представив перспективу застрять здесь на несколько дней, я была готова к отправке через несколько минут. У выхода ждал Volkswagen, в котором кроме меня и водителя сидел только один человек, больше похожий на тень. В этот момент впервые становится не по себе. Смена маршрута без моего предварительного согласия, странный пассажир на заднем сиденье, в машину до России меня тоже сажает незнакомец.

— У нее документы в порядке? — спрашивает водитель у мужчины, который сажает меня в машину.

— Да, русский паспорт. Багажа нет.

Остается удивляться, откуда такая осведомленность! Мужчина читает молитву и отправляет нас в Россию.

После 11 человек в одной "газели" простор в машине непривычен. Оглядываюсь на человека–тень, который с момента отправки не сдвинулся с места. Разговариваю с водителем.

— Сейчас не сезон в сторону России, поэтому так мало людей. Вот обратно я битком поеду.

— Вы давно занимаетесь перевозкой людей?

— С 1997 года, тогда же и "автостоянка" появилась в Бену. В те годы этот рынок только становился.

— А сегодня насколько он вырос?

— Видела, машин сколько на стоянке, — это такая малая часть тех, что сейчас в пути. Забираем из России зимой, весной отвозим в Россию.

— В Узбекистане понятно, как найти машину, — на рынке спросить "русскую стоянку", а в России как о вас узнают?

— Заходишь в чайхану и говоришь, что тебе нужно ехать, — машина найдется.

Хорошая дорога трассы "Уральск" заканчивается, и мы уходим в ямы и кочки окольных дорог для того, чтобы миновать частые проверки. Дорога сложнее, но до границы с Россией мы доезжаем без остановок. Нейтральная зона.

— Смотри, фонарями светят по полю — ищут тех, кто перебегает. Поймают, и если не договорятся, то бегунки на 5 лет присядут.

— А много таких, кто так пересекает?

— Полно.

— А если у меня сейчас возникнут проблемы с документами, то вы что будете со мной делать?

— Оставлю, и будешь ждать попутку обратно, мне за тебя поручились.

Граница пройдена без проблем. Volkswagen подбирает меня, человека–тень и доезжает до ближайшей чайханы. За столиком к нам подсаживаются другие водители, среди которых одна русская женщина под сорок, с золотыми зубами.

— Рафик, а Тахир где? Что–то давно его не видно было, — спрашивает она у моего водителя.

— А он сидит.

— За что?

— За торговлю людьми.