"Деловой Петербург". Алексей Козлов: "Не надо идти на компромиссы"

Дело Козлова гремело на всю страну благодаря супруге — журналистке и профессору Высшей школы экономики Ольге Романовой. В итоге Алексей Козлов, в 2009 году осужденный на 8 лет за мошенничество и покушение на легализацию денежных средств, был освобожден из–под стражи уже в 2011–м: судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда отменила приговор и направила дело на пересмотр. 15 марта 2012 года Пресненский суд Москвы повторно признал Козлова виновным, на этот раз приговорив его к 5 годам заключения. Теперь Верховный, а потом и Московский городской суд полностью сняли с предпринимателя обвинения по одной статье. Срок наказания по другой уже истек.

Расскажите, как вас все–таки отпускали. Вас в последний день, в понедельник, держали в тюрьме до последнего?

— Мой адвокат Алхас Абгаджава утром в понедельник приехал в Иваново с заверенной копией решения президиума Московского городского суда — на его основании меня должны были отпустить. В колонию его не пустили. Он хотел пройти в спецотдел, чтобы передать документ, вдобавок мне встречи с ним не предоставили. Одновременно РИА "Новости" сообщило со ссылкой на источники в УФСИН, что меня сегодня не отпустят. И я пошел на крайние меры — объявление голодовки.

В законе прописано: при объявлении заключенным голодовки в колонии туда должен немедленно приехать прокурор по надзору за исправительными учреждениями. Это считается нештатной ситуацией, и в законе есть четкое указание, что и как делать. Я не рассчитывал, что он приедет в тот же вечер. Он приехал и дал мне слово: "Я вижу, что тут поступают не по закону. Есть решение суда. Я отсюда не уеду сегодня, пока вы не освободитесь". И сразу же фактически начался процесс освобождения — стали оформлять все документы.

Вы ведь уже временно выходили на свободу в 2011 году. Можете сравнить ощущения — тогда и сейчас?

— Сейчас совершенно другой горизонт планирования. Тогда я освобождался под новый судебный процесс. Приговор был отменен, дело отправлялось на новое разбирательство. Какой будет итог, как это могло затянуться — тогда, вначале, это не было понятно. И заниматься новыми, глобальными вещами тогда бы не получилось. Это все было бы под очень большим вопросом. Плюс тогда я находился под подпиской о невыезде из Москвы. За пределы Московского региона я мог выезжать только с разрешения судьи. Сейчас нет никаких ограничений как для занятия бизнесом, так и для передвижений.

Известный предприниматель Михаил Мирилашвили после выхода из заключения говорил, что "стал духовно намного сильнее и богаче". У вас аналогичные чувства?

— Каждый формулирует это по–разному. Я пересмотрел взгляды, задумался о смысле жизни. Скажем, количество денег — их в могилу не унесешь. Нужно делать что–то красивое, что останется и будет полезно людям.

Хотя, допустим, до ареста были другие цели. В первую очередь были цели по достижению финансовых результатов. Например, до ареста мы обсуждали с Ольгой (Ольга Романова, жена Алексея Козлова. — Ред.) какие–то планы. И я обмолвился: к 40 годам у нас будет очень большая сумма. Она мне потом сказала, уже после ареста: "Я хотела после этих слов развестись".

Не тюрьма меняет, не тюремное окружение — в тюрьме большая часть людей в плане общения из другого общества, с ними практически не бывает очень серьезных тем для обсуждения. Я себя впервые поймал на мысли, что научился находить общий язык практически с любым человеком, причем даже с теми, с кем, казалось бы, не может быть ничего общего.

Просто у тебя есть время переоценить свою жизнь, посмотреть на нее со стороны, что–то почитать, задуматься — можно сказать, интеллектуальный отпуск.

Тюрьма не отбила охоту заниматься бизнесом?

— Нет. Я сам частично виноват в том, что случилось. Не в том, что совершил то, за что меня судили, а в том, что стал партнером моего преследователя. Мне Ольга говорила: не надо, у него плохая репутация. Для меня тогда понятие "плохая репутация" существовало, но я делал всегда скидки. Были же и положительные стороны человека. Я взвешивал, и если положительных было больше, то шел на компромисс.

И этот опыт показал: не надо идти на них. С людьми с двойной или неоднозначной репутацией лучше даже обедать не садиться — это опасно. Я был уверен, что меня это не коснется.

Какие положительные черты вы видели у Слуцкера?

— Как человек он умеет к себе расположить. Он очень хороший собеседник, хорошо разбирается в том, как принимаются решения, и может их обеспечить. Это очень сильная сторона человека, особенно когда тебе нужен документ, а там — куча противоречий в законах и не знаешь, куда бежать, а он знает. Он был вхож в очень высокие кабинеты и имел доступ к очень актуальной информации. А она важна для бизнеса. Плюс мне его порекомендовал мой давний знакомый, который занимал высокий пост еще в КГБ и продолжал и тогда оставаться в обойме, — Алексей Егоров. Он на момент 2011 года был заместителем Мордашова (Алексей Мордашов, генеральный директор и председатель совета директоров ОАО "Северсталь". — Ред.) по GR. Я его знаю с детства и ему очень доверял. Он нас и познакомил и сказал: "Если что — обращайся".

Здесь, конечно, был элемент шапкозакидательства. Я должен был понимать, что если будут проблемы, то их я должен буду решать в первую очередь сам.

На что еще кроме репутации надо обращать внимание в бизнес–партнере? Чему вас еще научила эта история?

— Общие взгляды. Это, конечно, не значит, что надо болеть за один футбольный клуб, но общие взгляды на жизнь должны быть. Понимать друг друга с полуслова. Когда придет время принимать решение, скажем, продолжать вкладывать, покупать недвижимость или другие важные, то должна быть общая позиция. Для этого нужна общая философия, чтобы не было разногласий по этим моментам. Чтобы, если что, разойтись спокойно и мирно.

Вы говорили также, что хотите привлечь к ответственности должностных лиц, которые участвовали в возбуждении вашего уголовного дела.

— Следователь Батманов, который возбудил дело, уже уволен. Следователь, который вел дело, — Наталья Виноградова, она в самом почете: попала в список Магнитского, возглавляла следственную бригаду по его делу. Она сейчас работает в Следственном департаменте МВД. Уже тогда она была следователем отдела экономических преступлений.

Чего вы именно будете добиваться?

— Увольнения.

Для предпринимателей следственные органы должны быть не той организацией, которая на них нападает, а той, которая защищает. Хотелось бы, чтобы люди, которые этим занимаются, были компетентны. В этом мы все заинтересованы, чтобы не попадали невиновные.

Достаточно будет двух–трех примеров, что людей сняли с работы. Эти примеры нужны не мне одному, а всем предпринимателям. Накажут одного, второго — это будет уроком для других. Я не желают никому зла — увольнения будет достаточно. Я никому не пожелаю оказаться на зоне.

Чем именно вы будете заниматься после освобождения?

— У предпринимателя самое ценное — репутация. Мне удалось сохранить тесные контакты с людьми, достаточно серьезными предпринимателями — это самое важное. Мне не нужно будет объяснять ничего и оправдываться. Решение, которого мы будем добиваться, — это для себя в первую очередь, конечно.

Я, пока находился на свободе в первый раз, раздумывал, чем буду дальше заниматься. Провел анализ рынка с целью найти свободную нишу. Идея такая: построить абсолютно рыночную компанию, не зависящую от государства, не ориентированную на госзаказ. Остановился на производстве продуктов питания. А именно — хочу построить компанию, одного из лидеров в этом сегменте. Понятно, что я не смогу это сделать самостоятельно. Будут соинвестиции. И такие договоренности уже есть.

Но с тех пор уже прошел почти год, и мне нужно будет провести снова мониторинг рынка и все точно оценить. И более конкретно я это смогу рассказать после встречи с партнерами. Думаю, уже с понедельника этим займусь. Ни в какой отпуск я уезжать не буду. И так был длительный отпуск.

В последние недели много говорилось об амнистии для предпринимателей. Какое у вас личное отношение к ней?

— Мне об этом в тюрьме рассказал один из моих товарищей. Я сразу высказал сомнения в том, что она будет возможна: налицо ужесточение законодательства по всем статьям.

С одной стороны, я порадуюсь за людей, которые смогут освободиться, — для многих это шанс выйти из тюрьмы. Даже если с ними выйдут реальные преступники, это нельзя будет никогда установить. С другой — амнистия не является решением проблемы. Человек амнистируется, попадает в ту же среду, и у него остаются все те же риски. Его снова могут начать прессовать и сажать. Я за более системный подход.

Мне понравилась идея Михаила Прохорова: в предпринимательских спорах не может быть уголовного дела до решения Арбитражного суда. Сначала спор должен быть решен на профессиональном уровне, а не в судах общей юрисдикции. Там, по большому счету, плохо понимают различные экономические тонкости и детали.

Как вы сами видите этот механизм?

— Арбитраж устанавливает, был ли ущерб, был ли потерпевший. Проводятся экспертизы, выявляют, какой экономический смысл был в делах, был ли подлог. Если находит основания, то это уже повод для передачи дела в прокуратуру.

Есть точка зрения, что многие предприниматели осуждены незаконно. Но действительно ли, на ваш взгляд, все белые и пушистые?

— Тут вопрос глубже. Что надо считать уголовным преступлением, а что нет? Уголовные статьи — это за преступления, которые представляют опасность для общества. А в чем опасность предпринимателей? Многие статьи в нынешний Уголовный кодекс перекочевали из советского УК, где бизнес признавался общественно опасным действием.

Большинство экономических статей не может являться предметом уголовного преследования. Одно дело, когда в ресторане кого–то отравили. А если, скажем, недоплатили положенные пошлины на таможне? И человеку предъявляют контрабанду. Разумный выход и наказание за такие дела — это выплата иска и штрафов. А как человек, сидящий в тюрьме, получающий 2 – 3 тыс. рублей зарплаты, их сможет компенсировать? Сажая человека, государство не сможет никогда получить с него компенсацию. Многие составы преступления не несут общественной опасности. Это первое.

И второе: с предпринимателей в этих случаях надо требовать огромные компенсации. Когда компания находится в стадии банкротства? Ничего. А если дать ей кредит? Она вылезет за счет этого и отдаст. Гуманизация в этом плане — это кредит предпринимателям.

Неплохие инициативы были у Медведева — о либерализации Уголовного кодекса. К сожалению, эти идеи продолжения не получили. Суд избирал мне меру пресечения как раз тогда, когда он говорил: "Хватит кошмарить бизнес".

Пока есть лазейка для давления на бизнес, ее будут использовать. И не надо надеяться, что суды, раз так сказали наверху, просто будут обходиться с уголовным делом по–человечески.

То есть вы считаете, что большинство нарушений, которые и делают предпринимателей не "белыми и пушистыми", должны рассматриваться в арбитражном и административном порядке?

— Абсолютно точно. Предприниматели же разумные люди, и они готовы работать по четко определенным правилам.

Можете ли вы дать мастер–план: как предпринимателю обезопасить себя от тюрьмы?

— Советы очень простые. Во–первых, вести цивилизованный бизнес — проблемы возникают там, где он серый. Договоры надо заключать точно и четко, а не на коленке под присмотром криминальных авторитетов.

Оплата услуг полицейских крыш — еще меньшая гарантия, это, наоборот, первый шаг к тому, что все будет плохо.

Ну и надо также общаться с правильными партнерами — это точно сократит риски, хотя это никогда не даст 100%–ной гарантии.

Многие жалуются, что заниматься бизнесом в России становится все сложнее. Во всем виноваты уголовные преследования?

— Конечно, большое количество возбужденных дел в отношении предпринимателей — это важный фактор. Но это не все. В самом обществе отношение к предпринимателям не очень хорошее. Есть слово "барыга" — вот примерно так и относятся. Это идет с советских времен. Но государство не стремится идти навстречу и как–то это представление развенчать.

Людям в принципе сейчас интереснее работать в государственных структурах — это стабильность. Брать риск на себя в принципе сложно. А если вдруг не туда вложу деньги? Я же могу ошибиться. Это очень сложно, и не многие на это готовы.

Но предпринимательский климат в России ухудшается?

— Я считаю, что мы не движемся в худшую сторону. Но и в лучшую — тоже. А ведь мир вокруг нас в то же время меняется, и деньги постепенно утекают.

Самое главное ухудшение в данном случае — это то, что климат не становится лучше. Пока в России не будет защищенного права собственности, у многих просто не будет стимула здесь работать. И улучшений по этому фронту тоже нет.

Многие предприниматели, столкнувшись с уголовным преследованием, уезжают из России. Вы остаетесь. Почему?

— Здесь мои друзья. Здесь я состоялся как человек. Я не хочу, чтобы из–за несостоятельных обвинений я лишался всего этого. Я хочу передвигаться по всему миру и жить там, где я захочу, а не там, где нет соглашения о выдаче. Главное — я себя в Москве могу более полно реализовать. Хотя и риски здесь значительно выше.