"Деловой Петербург". Спектакль "Гроза" от Театральной академии

Давно ставшая пословицей острота Анри Этьена про то, что юности недурно бы уметь, а старости мочь, к театру относится как нельзя больше.

Обычно свежеиспеченным актерам нечего предъявить, кроме брачного оперения (термин выдающегося педагога Бориса Зона). Потом же, по мере наработки мастерства, кожа вянет, а задор гаснет. Тем отрадней, что на 3–м курсе Театральной академии, класс Анны Алексахиной при Театре им. Ленсовета, не все, конечно, но некоторые уже могут играть по–настоящему, причем великую пьесу — "Грозу" Островского.
Ребята выбрали ее сами в качестве материала для очередного экзамена по специальности — традиционно он строится на отрывках из классики. Результат оказался столь убедителен, что решили делать целый спектакль. Однако то, что вышло, — никак не разыгрывание драмы один в один, это скорее фантазия на ее темы, использующая отдельные сцены. К ним прибавлены фрагменты Песни песней и "Суламифи" Куприна, всякие протяжные причитания и забойные подтанцовки. Собрать их в единое целое взялась режиссер Мария Романова.
Она — представитель ассоциативной, поэтической режиссуры, так что получившийся коллаж адресован зрителям, знающим сюжет (которые должны сыскаться — все же "Гроза" вместе с невыносимо многословной и притом довольно пустой статьей Добролюбова про луч света в темном царстве десятки лет входила в школьную программу).
Действие движется нелинейно, с флэшбэками, с повторами, например знаменитого монолога Катерины "Отчего люди не летают", другой ее монолог про безмятежное девичество переведен в третье лицо, то есть стал рассказом о ней, и т. п. Энергичная смена мизансцен, силовая работа фактурами (вытаскивают полотнище полиэтилена и засыпают его пахучим сеном, или на такое же покрытие вываливают ведра мокрой грязи, в нее с размаху падают Тихон и Катерина) — но из этого прихотливого потока всплывают подробно, психологически достоверно, а притом эксцентрически сыгранные сцены. Кулигин препирается с Диким — Антон Филипенко, в тренировочных штанах, босиком, с голым торсом, конечно, не изображает тяжелого купца–самодура: ни возраст, ни сам облик такого не позволили бы, но в его опасной силе, скорых угрожающих реакциях — правда этого персонажа Островского. Или Кабаниха — Антонина Сонина: дамочка, затянутая в черное платье, в тяжелых многоярусных серьгах, совершенно декадентская, однако в ее неприкрыто эротическом как бы танце, когда она томно обвивает телом Дикого, тоже правда их взаимоотношений. Удивительная Катерина — Римма Саркисян: красоты такой, что сериальные кастинг–директора изойдут слюнями, но юная актриса ни секунды не занята самолюбованием — только смыслом. Вот лежит она с Борисом Григорьевичем (отличный Марк Овчинников) в сене, поглаживает его голую спину — и в хрупкой пластике, в ласковых ломких интонациях — полное понимание обреченности этого счастья… Здорово придумана сцена проводов Тихона, когда Кабаниха велит сыну и невестке соблюдать ритуал прощания: врубается убойный рок — и у Тихона (в мозгу) начинается ломка, его колбасит, пока не удается преодолеть приступ и выдавить из себя что требуют, так же корежит и Катерину, но под виолончель. А в конце этой истории погубленной любви и жизни все участники проникновенно поют "Отче наш" — и тут веришь еще и в то, что понятия греха и покаяния, на которых построена драма Островского, — казалось бы, чуждые современным молодым людям, — им внятны. И даже, не исключено, нужны.
Спектакль показывают в учебной аудитории при театре.