Игорь Богуславский: Сырьевая экономика России не беда, но надо дотягивать эту тему до конечного продукта

Автор фото: Яндолин Роман
Генеральный директор "Санкт-Петербургской горной проектно-инжиниринговой компании" ("ПитерГОРпроект") Игорь Богуславский.

Гендиректор и совладелец ЗАО "Санкт–Петербургская горная проектно–инжиниринговая компания" ("ПитерГОРпроект") Игорь Богуславский рассказал dp.ru о проблемах создания предприятий для освоения недр, объяснил, почему золотом нужно заниматься серьезно, и поделился впечатлениями от работы с российскими олигархами.

Вы горняк в пятом поколении с уральскими корнями. Так что не буду спрашивать, почему вы выбрали этот бизнес. Но интересно, как все начиналось?
—Началось все в 1998 году, когда я познакомился с Александром Несисом (глава холдинга "ИСТ", состояние $2,5 млрд в 2011 году. — dp.ru). Он тогда заболел золотой лихорадкой…
Это как?
—Решил, что золотом надо заниматься серьезно. Добыча золота — азарт. Тема, близкая к рулетке, только с большей вероятностью выигрыша. Он стал собирать вокруг себя команду профессионалов. Я в ней оказался одним из первых.
Мне казалось, что страна всегда занималась золотом всерьез…
—В тот момент государство реально банкротило отрасль. Был общий кризис неплатежей. Это была рискованная отрасль.
Александр Несис оказался энтузиастом, который решил исправить ситуацию?
—Он не энтузиаст, а очень хороший бизнесмен. Появилась компания "МНПО "Полиметалл". Работая­ в ней, я своими руками создавал то, что сейчас называется "Полиметалл–инжиниринг".
Сейчас это одна из лучших аффилированных проектных организаций страны, под подпись которой российские банки выдают кредиты. Но в 2004 году, когда Несис продал "Полиметалл" Керимову, и я оттуда ушел.
Чтобы создать свой бизнес?
—Не сразу. Сначала возглавил реконструкцию Тихвинского завода транспортного машиностроения. Но быстро понял, что это не мое. Через год ушел и с партнерами (собственники ГК "СТЭП"Дмитрий Кунис и Юрий Иоффе) создал свой проектный институт. Сейчас это самостоятельный холдинг.
Иногда объединяемся с партнерами для общих проектов.
На чем специализируется ваша компания?
—На проектировании горнодобывающих и особо сложных промышленных объектов по всему миру. Мы оцениваем целесообразность освоения месторождений, а затем создаем проекты предприятий.
Давая экономический прогноз, не ошибаетесь?
—Если ответить по–западному — профессионал ошибаться не может. А если по правде — практически не ошибаемся.
Почему практически?
—Потому что есть проблема исходных данных. Никогда собственник не ищет проекты сам. Это делает его команда. Узнав, что на рынке должно появиться крупное месторождение, команда создает свою концепцию его освоения. Собственник принимает решение входить в проект и получает лицензию. А дальше привлекает нас. Мы берем месторождение и отвечаем на вопросы — сколько будет стоить строительство предприятия и какой будет навар. Начинаем говорить правду. И по нашим расчетам обычно получается, что не так все сладко, как говорила команда.
В этом месте возникает конфликт?
—Да. Окружение начинает твердить, что наняли дурака проектировщика. Так что мы обычно оказываемся правы на 95%.
Экономику объясняем честно. Стараемся вытянуть месторождение на уровень рентабельности. Но все равно выплывают 5%–ные "отклонения от прогноза".
Есть проблемы с персоналом на местах?
—Да. Когда ставишь технику, которая по сложности близка к космическому кораблю, а люди привыкли делать дело с помощью кувалды и чьей–то матери… Возникает дилемма. Люди психологически не готовы перейти на новый темп работ. Нужны месяцы обучения.
Велика ли конкуренция в вашей отрасли?
—На рынке есть институты в рамках госкорпораций, но их очень мало. Примерно 95% институтов аффилированы. Что логично: за темпами освоения месторождений, которые задает частный бизнес, сторонним институтам угнаться сложно. Да и управлять процессом так удобнее.
Если удобнее работать со своими проектировщиками, зачем приглашают вас?
—У любого аффилированного института кроме проблемы влияния команды есть проблема стандартизации технических решений. У нас этот риск минимизирован. Кроме того, мы можем посмотреть на задачу шире, поскольку работаем в разных отраслях: проектируем все, кроме нефте– и газопроводов.
А кстати, почему вы ими не занимаетесь? Это же прибыльно.
—Я берусь только за то, в чем сам разбираюсь. Сейчас я могу ответить на любой технический вопрос любого из своих подчиненных. Честно. А идти в отрасль, которую не знаю… Некомфортно.
А в своем сегменте насколько вы крупный игрок?
—Один из самых крупных в России по портфелю заказов. Сейчас в работе более 30 проектов. Это почти все самые крупные горнодобывающие предприятия в стране. Среди них одно из крупнейших в России — "Наталка", крупнейшее железорудное месторождение — Собственно–Качканарское. Надеемся получить и Удокан (крупнейшее в мире месторождение меди, принадлежит Алишеру Усманову). Получить любой из них — то же самое, что на "Оскаре" взять все семь номинаций за раз. У нас это получилось.
Вокруг Удокана добытчики ходили лет двадцать пять. Почему только сейчас руки дошли?
—Представьте: Читинская область, огромное месторождение, руды упорные, извлечение сложное… Не было железной дороги — по­строили БАМ. Не было ветки от БАМа до месторождения — построили. Не было электричества — развили региональную энергетику. Потом развалился СССР — денег на освоение не стало (а это $5–6 млрд). Причем в земле не золото, которое легко реализуется, а медь, цены на которую сильно зависят от тенденций на рынке.
Когда была продана лицензия на месторождение?
—В 2008 году. Но в Удокане осталась большая доля государства.
Это дорогой и очень потный проект. Движение там в последние годы было. Но вялое.
Например, Юрий Лужков на собственные деньги построил опытную фабрику (видимо, думал, что это месторождение может отойти г–же Батуриной). Но конкурс выиграл "Металлоинвест".
У вас есть проекты за пределами России?
—Мы проектируем предприятие "Бозшаколь" компании "Казахмыс" на 30 млн тонн руды в год на медном месторождении в Казахстане. Это не просто стратегическая, а странообразующая компания. Есть также проекты в Болгарии, Боливии, на Кубе.
С Казахстаном понятно. А как вы вышли на рынок Кубы?
—На Кубе есть никель. Он всю жизнь добывался с помощью СССР. У них даже создано никелевое министерство. Но там много и других полезных ископаемых, которыми вообще никто не занимается. И на всю Кубу — один проектный институт. С объемами он не справляется. Там осело много наших. Оказались общие знакомые… Так что мы сделали пару стратегических программ для Кубы. Это как ружье на стене — не мешает, но рано или поздно выстрелит.
По вашему мнению, сырьевая экономика России — это плохо?
—Нет. Вопрос лишь в том, что должно быть конечным продуктом этой деятельности. Надо дотягивать эту тему. Страна уже продает металл, а не руду, причем часто металл высоких переделов.
Но мы не продаем машины…
—И не надо. В промышленности бессмысленно догонять. Надо работать на опережение. И, уверяю вас, есть отечественные технологии, которые весь мир оставляют позади. В том числе и в горной промышленности.
Почему же наши горнодобывающие площадки часто выглядят так запущенно?
—Были провальные периоды, когда все ветшало. Потом стало выгоднее строить новое, чем ремонтировать старое.
Вот старые сооружения так и стоят, поскольку их снос, рекультивация земель помешают действующему производству. Ни вреда, ни пользы. Хотя эстетика страдает.
А экология?
—Вопросы экологии в нашем бизнесе особенно остры в глубинке. Есть месторождение Озерное в Бурятии, в районе Байкала. Там сложное отношение к земле. У них даже национальная обувь с загнутым носами — чтобы землю не ранить. А тут мы со своим проектом. Нужно было доказать местному населению, что проект не наносит жесткого урона природе.
Беспокойство бурятов понятно…
—Когда мне начинают говорить о святом отношении к земле, у меня сразу возникает внутренняя ассоциация с шантажом. Бурятия — один из крупнейших рудных узлов. А они промышляют мелким скотоводством и продажей леса в Китай. Так нельзя! И нельзя относиться к земле как к святыне и тут же на нее гадить. А у Байкала все берега замусорены и куча самостроя…
Горный бизнес — мужская тема?
—Это тема профессионалов. Со мной, например, дочь работает. И в свои 30 лет она ведет большой "Качканарский" проект "Евраза".
Есть в отрасли проблема с молодыми кадрами?
—Несколько поколений выпускников потерялись. Но мой директор по персоналу умеет отлавливать умные головы. Честно скажу — переманиваем народ. Но угрызений нет. Это бизнес.
Вы лично общаетесь со многими олигархами. Какие они?
—Если они не впадают в дикий снобизм (обычно это происходит на затухании бизнеса), с ними очень приятно общаться. Обаятельные — когда этого хотят. Когда не хотят — очень жесткие. Но все интересные и умные люди. Каждый по–своему. Золотые тусовки — это не про них.