На премьеру балета Алексея Ратманского "Анна Каренина" в Мариинском театре стоит сходить дважды. Хотя бы потому, что главную партию в нем исполняют в очередь Диана Вишнева и Ульяна Лопаткина. У каждой из знаменитых прим - свой почерк, свой характер, свой темп, так что два разных спектакля обеспечены.
Алексей Ратманский, который работает сейчас в American
Ballet Theater, не просто перенес на сцену Мариинки спектакль, поставленный им в
2004 году для Королевского датского балета. Это четвертая или пятая редакция
произведения, над которым хореограф трудится постоянно.
"У Алексея замечательное качество - в каждом театре он эту
постановку все улучшает и улучшает", - говорит Майя Плисецкая, жена и муза
Родиона Щедрина, автора музыки к балету. Плисецкая впервые поставила "Каренину"
в Большом театре почти 30 лет назад.
Музыка Щедрина - композитора, которому подвластны и лирика,
и драма, и героика, и сарказм, и китч, - создает пространство, полное силовых
полей. А может быть, даже и минных.
Весь культурный мир знает, как умерла Анна Каренина, так что
Ратманский быстро расправляется с сюжетом, начав с креста из горизонтального
тела Анны и вертикальной фигуры Вронского.
В такой литературной стране, как Россия, на постановку по
Толстому - всерьез, не для стеба! - надо осмелиться. Сравнивать начнут!
Удивительно, но без зауми - и без видимых усилий! - Ратман¬скому удалось взять
планку. Его, как и Толстого, интересует не броская мелодрама, а жизнь души.
Балет построен как очень графичный, эффектный,
кинематографичный хоровод воспоминаний, которые, как во сне, наплывают друг на
друга. Анна Дианы Вишневой танцует, пробираясь между минными полями, танцует,
заговаривая страшную машину, которая неизбежно заберет ее в конце.
Поезд - отдельный персонаж драмы. Это, конечно, смерть,
требующая жертвы, при этом смерть очень живая. Сожравшая приличную долю бюджета
спектакля махина живет своей жизнью и, кажется, порой выходит из-под контроля
постановщиков. Поезд ревнует Анну к Вронскому, к мужу, к сыну, к Ратманскому и в
конце концов ослепляет, заглатывает.
Что остается? Остаются русские мальчики - сын Карениной
Сереженька, который играет с паровозиком, муж, любовник, между которыми главная
разница, пожалуй, лишь в статусе. Даже царь Александр II - тоже русский мальчик,
только играет он в солдатиков из плоти и крови.
Скачки - одна из ключевых сцен балета, показывающая, что
Ратманский владеет и сарказмом, с которым граф Толстой описывал высшее общество.
Блестящий танец кентавров - этаких лошадей в мундирах - становится фоном для
дуэта Карениной и Вронского, пытающихся остановить миг счастья.
Сарказм переходит в гротеск в сцене с итальянской оперой -
там, где Анна окончательно отделяется от окружающих ее людей. Тут, правда, так и
тянет к традиционному, из учебника, истолкованию смерти Анны: мол, общество
виновато - хотя в балете намечены и иные смыслы.
Так, Анна - Диана Вишнева показывает, что в оперу пришла уже
полая женщина. Она умерла, когда у нее отняли сына. Того самого русского
мальчика, который вечно ведь с паровозиками играет, не так ли?
Толстой, как известно, балет очень не любил. Но, может быть,
вечером в пятницу граф тайно, чтобы не видели критики, спустится со своего
высока (что бы ни говорила Церковь, а я верю, что он все-таки там) - и пойдет
смотреть Лопаткину. Вишнева графу уже понравилась.
