В последнее время приходится сталкиваться с одной и той же ошибкой, очень распространенной среди экономистов. Экономисты считают, что они ученые и занимаются наукой. Да, в современном мире при современном словоупотреблении в каком-то смысле это так. Но если посмотреть антологию и поговорить об основаниях, то выясняется, что экономика может быть и наука в современном смысле слова, но не наука в классическом смысле. Она не является естественной наукой. Она является определенной формой знания, дисциплиной. Это кстати одна из причин, почему Нобель не оставил Нобелевской премии по экономике.
Почему это важно не просто само по себе, а важно для
исследования комплексной природы кризиса. Дело в том, что наука – это составная
часть
человеческой практики и как часть практики
она несет в себе не константы, а аксиомы. Мы делаем определенные установления и
можем и теоретически и практически представить совершенно другие форматы
матрицы, или как сейчас принято говорить парадигмы экономических
взаимоотношений, которые радикально различались бы от тех, к которым мы
привыкли.
Один простой пример из моей практики сотрудничества с
Институтом Африки. Весь экономический цикл, с которым мы знакомы – сбор урожая,
хранение, распределение, продажа на рынке, образование рынка и так далее – все
это проистекает из определенных географических и климатических условий. В Африке
это абсолютный нонсенс, потому что если бы вы действовали таким образом, вы бы
действительно могли собрать бананы, но через некоторое время получили бы груду
сгнившего продукта. Поэтому борьба там идет не за продукт, как таковой, а за
контроль над территориями. Это маленький пример, для того чтобы почувствовать
вкус.
В течение 20-го века произошло два достаточно серьезных
сдвига в понимании того, как будет развиваться экономика. Поскольку экономика –
часть практики, за ней стоят определенные группы и определенные интересы. И
столкновения между этими интересами определяют тот характер, который принимает
тот предмет, который мы называем экономика.
Вот, скажем, Киотский протокол и все, что из него могло
вытечь. Если бы в мире адекватно оплачивалась экология, то экономическая матрица
перевернулась бы и юг оказался бы сверху, а экономика севера – очень сильным
должником. То есть от того, какой устанавливается формат, ведется уже то, что
входит в поле деятельности economics и практических экономических действий.
Первый поворот – он очень хорошо известен. Это поворот,
связанный с Великой Депрессией. Такая изюминка: недооценивается, что это был
кризис колоссального изобилия. Мир вдруг начал производить огромное количество
необычайно дешевых вещей. И это оказалось для мира, для прежней экономики чуть
ли не смертельно.
Но более интересен другой кризис, который разразился где-то
ближе к последней трети прошлого века и в результате которого встала проблема:
кто будет господствовать? Будет ли господство исходить из стран, которые владеют
сырьем, в той или иной форме, или же возобладает привычная практика господства
интеллекта?
Началась борьба, которая велась по различным направлениям.
Были созданы высокие гео-экономические технологии. Это новые деньги, то есть
деньги, которые не обеспечены формально ничем, это как процесс порчи монеты,
доведенный до конца. Конечно, они обеспечены символическим капиталом, но не
ликвидностью в прежнем понимании.
Это глобальный долг – очень интересная гео-экономическая
технология – долг, который в принципе не может быть выплачен и поэтому он
является своего рода инструментом. На его фоне уже были созданы суб-высокие
гео-экономические технологии, такие, как практика финансовой стабилизации,
практики, связанные с деятельностью Всемирного банка и МВФ. Сконцентрирована
проблема была в рамках международного банка, который расположен в Базеле. Там
данная проблема курировалась, решалась, и вот какое было найдено решение.
Оно трехступенчатое. Первая ступень довольно простая – она
носила характер развития инноватики. Это традиционный шумпетерианский
локомотив*, который мог бы создать тот запас прочности, который бы понизил роль
природных ресурсов в мировой экономике. Но шумпетерианский локомотив забуксовал
по очень многим причинам, прежде всего, в силу культурных изменений, которые
произошли в 20-м веке в мире. Смена прежней культурной парадигмы, которая
инициировала инноватику сыграла здесь достаточно серьезную роль. Новая
культурная парадигма сдерживает инноватику. Парадоксальный тезис, но если по
количеству фундаментальных открытий сравнить начало века, середину и конец,
можно удивиться, увидев движение по нисходящей траектории от traditional
innovations к progressive innovations.
Если не получилось инновационным шумпетерианским
локомотивом, то попробовали информационным. И информационный дал очень большой
эффект. Действительно, информационная экономика позволила создать новое
предметное поле, потому что в сущности экономика создает предметные поля, а на
их основании – те заделы эксклюзивной сверхприбыли, которые позволяют снимать
пенки, а после этого это уже являются обычной делянкой, доступной обычным
игрокам.
Как такими фазовыми скачками развивается экономика?
Последний этап заключался в том, что свой рывок сделала финансовая экономика. И
когда мы говорим о кризисе, который происходит из США, мы должны понимать, что
это то ли птица-тройка, то ли трехглавый дракон, но в нем есть три
составляющих.
Первая составляющая была заложена еще администрацией
Клинтона, социальной программой "Один дом – одна семья".
Вторая – гораздо более важная составляющая, основная по
значению – это возможности, которые открылись у финансовой экономики в той новой
среде, связанной с новыми деньгами, глобальным долгом, проблемой управления
рисками, и так далее.
В чем тут дело? Экономика не имеет своего предметного поля,
в отличие от физики, биологии, химии и других естественных наук. Поэтому она
может вертеть, как хочет. Она создает свою аксиоматику, пользуется не
константами, а аксиомами, и на основании этих аксиом выстраивает ту архитектуру,
которая ей оказывается ей по душе. Что значит ей – ей, то есть той силовой
группе, которая в состоянии контролировать человеческое сообщество на том или
ином этапе.
Так вот, финансовая экономика решала одну принципиальную
проблему, которую когда-то поставил Кантор. Ведь Кантор, создавая свою теорию
множеств, решил детскую по сути дела проблему. Он решил, можно играть с
бесконечностью или нельзя. Математики разделились на две части: часть из них
считает, что любая операция с бесконечностью, например, бесконечность плюс
единица – это нонсенс и никакого отношения к математике не имеет. Другие
считают, что это вполне легитимная операция, это инструмент, на котором можно
выстраивать определенную конструкцию, которую можно использовать, как
практический инструмент.
Финансовая математика избрала второй из этих путей, вторую
аксиоматику. И на основании этой аксиоматики возникло эта бесконечно растущее
деревативное древо, которое может цвести вечно. Но. Добавился третий элемент –
это приход республиканской администрации Буша, две войны, дополнительные
проблемы с ликвидностью и поэтому действительно получилась птица-тройка или
трехглавый дракон. Эти три проблемы сорвали ликвидность в мире.
Процесс-то, в сущности, развивался достаточно логично. Если
вспомнить кризис 2000 года, который имеет много аналогичных черт, он прошел
достаточно мягко. То есть в сущности каждого из этих кризисов заложено освоение
новизны, инакости. И освоение инакости происходит всегда с большими разрушениями
и сложностями. Разрушается предыдущая структура, но создается некая новая
целостность. Здесь этот процесс происходит необычайно болезненно.
Россия так или иначе шла в ситуацию кризиса. Хотя бы потому,
что разговоры о том, что государственный долг ничтожен и составляет $40 млрд –
это были достаточно детские разговоры, поскольку национальный долг рос
необычайно быстрыми темпами. И специалистам было понятно, что кризис наступит в
тот момент, когда сравняются величина национального долга и величина
международных резервов. Это действительно произошло в прошлом году примерно в
конце лета на уровне около $600 млрд.
После этого эпоха дешевых денег автоматически закончилась.
Это тоже своего рода математическая операция. Экономика вообще очень пронизана
математикой. Не случайно современной экономикой занимаются роботы-боты,
поскольку ряд операций носят просто технический расчетный характер.
В этой ситуации был еще один момент, который ее усугубил.
Это то, что дешевые российские деньги, которые держались на этом балансе,
держались на самом деле не совсем случайно, эта опасность была понятна
профессионалам, но все время скрадывалась и сдерживалась тем, что цены на нефть
были высокими. И когда летом они достигли $148, то проблема приближающегося
баланса между национальным долгом и международными резервами, которыми обладал
Центральный банк, она имела бы свои сложности, имела бы повышение стоимости
занимаемых денег, но она не прошла бы с такой жесткостью, как это произошло.
Произошло совпадение ряда существенных факторов, которые
сорвали эту ситуацию для России. После этого для нее наступила очень серьезная
ситуация, потому что специфичность российской экономики, в отличие от
американской или других экономик, заключалась именно в природных ресурсах и
дешевых деньгах. И я думаю, что известие о заключении договора "Роснефти" и
"Транснефти" о продаже российской нефти Китаю показывает вынужденность того
стратегического поворота, который на наших глазах сейчас совершает Россия.
___
* Шумпетерианская гипотеза (англ. Schumpeterian hypothesis) - предположение, выдвинутое Й. Шумпетером, о роли монополии в обществе, в соответствии с которым, несмотря на потери от высоких монополистических цен и меньшего объема производства при тех же самых издержках, монополия в условиях конкуренции играет ведущую роль в развитии технологии и организации производства.
* Шумпетерианская гипотеза (англ. Schumpeterian hypothesis) - предположение, выдвинутое Й. Шумпетером, о роли монополии в обществе, в соответствии с которым, несмотря на потери от высоких монополистических цен и меньшего объема производства при тех же самых издержках, монополия в условиях конкуренции играет ведущую роль в развитии технологии и организации производства.