Урочище Фабричная Слобода графа Сиверса требует проводника

<BR><BR>Плоский ландшафт наводит тоску. К счастью, в юго-западной части Ленинградской области есть на чем отдохнуть глазу -- небольшие, но очень романтические возвышенности, речки, скачущие по камням по дну не самых глубоких на свете, но все-таки настоящих каньонов, не скалы, но довольно полноценные валуны, не джунгли, но достаточно дикие для городского человека леса тянутся на всем протяжении глинта от Ораниенбаума до Соснового Бора.<BR><BR>А еще здесь есть остатки заброшенных усадеб, мыз и стертых с лица земли деревень. Есть на реке Воронке местечко, которое сейчас на карте не имеет никаких признаков, кроме географических координат. Правда, чуть в стороне написано "Урочище Фабричная Слобода" -- но так написано, что надпись расползлась на несколько километров. Эти несколько километров покрыты непроходимым лесом. Здесь еще в начале XX века было довольно крупное поселение: водяная мельница, конезавод, маслобойня, бумажная фабрика -- а по мелочи всего и не сосчитать. Это и была Фабричная Слобода усадьбы графа Сиверса. Сейчас на Воронке можно найти остатки фундаментов построек -- а рядом фрагменты гранитной набережной. И несколько огромных, в три обхвата, лиственниц. Лиственницы у нас сами по себе не растут, и если где-то в дебрях вдруг они обнаруживаются, -- это признак старого поселения.<BR>Исчезла эта богатейшая усадьба давно. Во время революции ее разграбили, но мельница и маслобойня действовали -- на них стали работать местные жители. А в конце 30-х годов местных жителей не стало -- всех выселили в 24 часа в дальние районы. Местность обезлюдела за одно лето. До сих пор в диких лесах, выросших с того времени, можно встретить остатки деревень. Но "сиверсовцы" пробирались в родные места, чтобы забрать хотя бы утварь из брошенных домов. Пойманных расстреливали на месте и закапывали тут же. Сколько крестьянских костей тут осталось -- сказать трудно. Ведь сверху легли толстым слоем кости солдат Второй мировой -- на Воронке шли страшные бои, и до сих пор здешние места остаются излюбленным местом для прогулок трофейщиков.<BR>Не стоит без проводника пытаться пройти к Сиверсу с севера, с сосновоборской трассы. Проще и безопаснее сделать это с юга -- с глинта. Проехав по Копорскому шоссе со стороны Лопухинки за деревню Глобицы, надо считать километровые столбики. На 51-м километре от шоссе вправо отходит грунтовка, пугающая лужей в начале. Преодолевший лужу будет вознагражден: с каждой минутой, по мере подъема на самую высокую точку глинта, будут открываться все новые чудесные виды. Слева начнут вырисовываться купы мощных благородных деревьев, а справа в поле замаячит внушительный валун, который в хорошую погоду виден аж с трассы. Сразу под деревьями можно и остановиться -- это руины мызы Петровицы, полностью стертой с лица земли во времена великих переселений. О ней напоминают только многочисленные фундаменты да жернов с "солнечной" насечкой. В языческие времена селиться здесь было нельзя -- культовый валун, которому приносили жертвы и на котором совершали отнюдь не безобидные обряды, не способствовал хозяйствованию под своей сенью. Валун имеет в высоту метров шесть с хвостиком, что для Ижоры -- большое достижение, а для язычников -- просто праздник. По некоторым косвенным признакам (кости, бусы, руны) понятно, что валун используется по назначению до сих пор, поэтому в полнолуние и особенно в новолуние посторонним возле него находиться небезопасно.<BR>А между дорогой и валуном внезапно начинается каньон, куда из-под скалы устремляется родник, образуя прозрачную речку. Вода там изумительная -- можно пить сырой. Чуть ниже на речке был мост из гранитных блоков и набережная -- все разоренное и заросшее травой. А дорога, ведущая вниз с глинта вдоль речки, приводит все туда же, в Фабричную Слободу. Преодолевший эти пару с небольшим километров чувствует себя измотанным -- по заброшенной лесовозной дороге нельзя ехать, только осторожно идти. Зато какое торжество испытывает путник, вывалившись из сорного леса к огромным дубам, липам и лиственницам погибшей усадьбы! Да, там не осталось ничего, кроме деревьев и камней, -- и какого-то странного умиротворения, переполняющего здешний воздух. Когда человек, побывав у Сиверса, поднимается снова на самый верх глинта, он уже не проклинает разбитую дорогу, не жалеет о потраченном времени -- он видит цветы у дороги, слышит птиц в кронах деревьев, пьет из ручья, а когда выбирается наверх, гладит рукой старый жернов и уезжает в свой большой город с твердым ощущением, что пил живую воду и дышал волшебным воздухом. Одно из волшебств здешнего воздуха -- он скрадывает время: сюда приходят на полчаса, а остаются до заката. Уезжают -- и всегда возвращаются.