Среди прочей застройки на Колокольной улице, что совсем рядом от Невского, дом №11 выделяется как драгоценный камень среди обычных булыжников: цветной кирпич и изразцы фасада, эркер в виде причудливого теремка, парадный подъезд и арка, как будто срисованные с картины Билибина
С первого взгляда понятно — вот оно, по–настоящему элитное жильё. Такого эффекта Николай Никитич Никонов — владелец и одновременно архитектор этого дома — как раз и добивался.
Для того чтобы описать биографию Николая Никонова, было бы достаточно всего одного слова — "вопреки". Как ни погляди, а вероятность того, что сын крепостного крестьянина из деревни Онофрево Пошехонского уезда Ярославской губернии станет успешным архитектором и зажиточным домовладельцем, была крайне невелика. Но везение есть везение. Добрым ангелом для него выступил приходской священник Андрей Шестаков, обративший внимание на то, что мальчишка, посещавший школу при церкви, постоянно что–то рисует.
Ученик и студент
Батюшка был человеком неравнодушным и хорошо образованным. Он взял над мальцом шефство и стал направлять его талант в нужное русло, обучая азам живописи, так что крестьянский сын вскоре стал подмастерьем при иконописце, а потом и сам стал писать образа. Да настолько талантливо, что стал местной знаменитостью. В результате из средств прихода, — а он был большим и богатым, без малого в полсотни деревень, не считая села Владычное, — были выделены деньги, чтобы отправить Николая Никонова учиться в столицу. Так что в 1872 году в возрасте 23 лет он поступил вольнослушателем в Петербургскую академию художеств.
Есть версия, что участие в его судьбе принял и местный помещик Николай Окулов, человек очень непростой — участник декабрьского восстания 1825 года, герой Русско–персидской и Русско–турецкой войн. Иначе чем объяснишь, что пошехонский иконописец параллельно с учёбой оказался в помощниках у придворного архитектора Ипполита Монигетти? Кто–то помог ему своими связями в столице, и это был явно не приходской священник — тот был фигурой заметной и значимой, но только на местном, губернском уровне.
Как бы там ни было, эта работа определила судьбу молодого ярославца: он осознал своё призвание зодчего. Правда, из–за постоянной занятости в проектах Монигетти Никонов завалил учёбу в Академии художеств и в 1881 году был отчислен за прогулы и неуспеваемость. Но Ипполит Антонович заботился о своих учениках — улестил одного преподавателя, договорился с другим, надавил на третьего, и Николая таки допустили к экзамену. В 1885 году, успешно сдав его, Никонов получил заветный диплом, официально став архитектором.
Архитектор Духовного ведомства
Думается, дальнейшую его деятельность во многом определяло чувство благодарности ярославскому священнику, немало времени и сил потратившему на его художественное образование. Потому что строил Николай Никитич по большей части церкви и соборы, став, как это тогда называлось, "архитектором для производства разных строительных работ по Духовному ведомству", а через весьма короткое время, к 1891 году, дослужившись до должности главного архитектора Петербургской епархии. В его послужном списке три с лишним десятка церквей, монастырских подворий и других церковных построек от Ревеля до Полтавы и от Старой Ладоги до Нового Афона. Причём все они очень легко узнаваемы, во всех просматриваются очертания старинных русских храмов и теремов, в отделке — цветные изразцы и фигурная кирпичная кладка. Стиль Никонова не спутаешь ни с чем.
Но судьба архитектора переменчива: заказы то есть, то нету, а стабильности хочется всегда. Поэтому гонорары за выполненные проекты Николай Никитич вкладывал в самое прибыльное по тем временам дело — строительство собственных доходных домов. Которые, разумеется, возводились по его собственным проектам. К 1899 году их у него было три, и Никонов решил построить четвёртый. Самый красивый, самый роскошный из всех.
Цветной дом
Возвести такой дом хотелось бы, конечно, на проспекте, в "золотом треугольнике", но с участками под застройку в городском центре на ту пору было уже небогато, так что архитектору пришлось смирить амбиции и выбирать из того, что есть. И Колокольная улица была далеко не худшим вариантом из предложенных. По площади выбранный Никоновым участок был не мал, но небольшой в ширину, так что сказочный терем с шатровой крышей эркера, узорчатой кладкой и кокошниками над окнами, построенный в 1900–м, оказался невелик, пусть и пяти этажей в высоту. Но за ним архитектор спроектировал оформленный в том же стиле двор и второй корпус, во всём похожий на первый, но чуть поскромнее и с квартирами площадью поменьше. А за ним — ещё и третий, совсем скромный.
О причудливом теремке на Колокольной заговорили в городе, а учитывая, что квартиры в нём были для своего времени суперкомфортные — с отоплением, водопроводом, канализацией — и даже лифт между этажами ходил, желающих поселиться в новостройке было хоть отбавляй. В главном здании жильё снимала "чистая" публика, готовая заплатить за комфорт немалые деньги, — представители столичной бизнес–элиты, купцы. Во втором корпусе — жильцы поскромнее, обходившиеся уже без лифта, но искренне гордившиеся тем, что живут в таком же красивом и необычном доме, что и обитатели "барских" квартир. Ну а третий корпус был отведён под жильё для прислуги и, как это тогда называлось, "службы". Разумеется, Николай Никитич не мог отказать себе в удовольствии поселиться в собственноручно построенном доме, в квартире на третьем этаже, там, где эркер украшен богаче всего.
С одной стороны, это было действительно отличное жильё, а с другой — проглядывало в этом отчасти лёгкое тщеславие мастера, которому приятно похвастаться лучшим из своих творений на ниве гражданской архитектуры.
Правда, прожил тут Николай Никонов недолго. События 1905 года привели его к очень мудрому выводу, что для здоровья и жизни столицу было бы лучше покинуть, так что в 1906–м он подал в Духовное ведомство прошение об отставке, забрал жену и детей, да и подался прочь из Петербурга, в Самару. Там он и дожил благополучно до конца своей жизни, оборвавшейся в 1918–м.
