В предковидные годы мировые нефтецены были завязаны на уровень рентабельности сланцевых производств. А теперь, помимо эпидемического кризиса и спекулятивных денег, на них воздействует ещё и сплочённость нефтеторгующих стран, и всемирное предвкушение энергоперехода.
Если учесть всемирный всплеск инфляции, то в 2021–м среднегодовая цена барреля Brent ($71) в реальном исчислении вернулась к той, что была в доковидном 2019–м ($64). Казалось бы, спад 2020–го ($42) преодолён, и рынок вернулся к прежней норме. Но это явно не так. Резкие, хотя и кратковременные взлёты (иногда до $90), прочность картеля нефтяных продавцов ОПЕК+, попытки создать невиданный альянс стран–покупателей (США, Китай, Индия, Япония, Британия, Корея), фантастические ценовые прогнозы на 2022–й — всё говорит о том, что на энергорынке настала новая эра.
Сланец ослабел
Накануне пандемии нефтецены приноравливались фактически к одному индикатору — уровню рентабельности американской сланцевой добычи (около $60 за баррель в тогдашних ценах). Попытки нефтеторгующих стран управлять рынком были малоудачны, а массы избыточных денег, изготовленных центробанками, искали себе спекулятивное применение в других секторах.
В 2018–м нефтедобыча в США выросла на 16%, а в 2019–м ещё на 11% и достигла 12,2 млн баррелей в день. Прогнозы на 2020–й и 2021–й составляли соответственно 13,2 млн и 13,6 млн баррелей. Эпидемия принесла этим производствам обвал и разорение. Формальные цифры американской нефтедобычи в 2020–м (11,3 млн баррелей) не отображают драматизм произошедшего с ликвидацией большей части буровых установок, повальным прекращением кредитования и оттоком инвесторов.
Поэтому возвращение сланцевой рентабельности в 2021–м не вернуло прежние темпы роста. В прошедшем году американская добыча составила в среднем лишь 11,2 млн баррелей в день, а в 2022–м ожидается скромный подъём до 11,9 млн. США сохраняют статус крупнейшего мирового нефтепроизводителя (Россия и Саудовская Аравия производят сейчас примерно 10,5 млн баррелей в день каждая), однако воздействие американской добычи на мировые цены хоть и сохранилось, но перестало быть таким мощным, как раньше.
ОПЕК+ окреп, а ковид не ушёл
В марте 2020–го, когда ценовая война между нефтеторгующими державами обвалила рынок, мало кто догадывался, как быстро и прочно они объединятся в картель ОПЕК+.
Хотя суммарная добыча этого картеля, включающего большинство членов ОПЕК, Россию и несколько других стран, составляла меньше половины мирового производства, они смогли обеспечить быстрый подъём нефтецен. Россия заплатила за это спадом производства нефти до 513 млн т в 2020–м (против 561 млн т в 2019–м) при весьма умеренном увеличении добычи (менее чем на пару десятков млн т) в 2021–м.
Живучесть картеля и его твёрдость в ограничении нефтедобычи оказались неожиданными. В конце 2021–го он всё ещё производил почти на 4 млн баррелей в день меньше, чем до эпидемии, и собирался шаг за шагом вернуться на базовый уровень лишь к октябрю 2022–го.
Скорость восстановления мировой экономики в прошедшем году явно превосходила регулируемый рост нефтеэкспорта ОПЕК+, а подъём добычи в странах, не входящих в картель, оказался небольшим и не покрывал недостачу. Выброс же на рынок нефти из резервов, которым грозят Соединённые Штаты и пять их ситуативных союзников, вплоть до Китая, является пока символическим.
Если нефтецены к концу 2021–го что–то и сдерживало, то скорее продолжение — вопреки всем ожиданиям — пандемии ковида. В середине года — дельта, в конце — омикрон. Ещё одного хозяйственного спада в прошедшем году не произошло, но сама его обновляющаяся угроза несколько раз сбрасывала цены, и даже довольно резко. Но восходящий тренд сохранялся. Предложение нефти на мировом рынке не спешило откликнуться на рост спроса. И это не было случайным.
Энергопереход и триумф спекулянтов
Именно в 2021–м риторика декарбонизации, ESG–инвестирования и перехода к "зелёной" энергетике заняла уже не просто важное, а центральное место в провозглашаемой экономической стратегии большинства стран и корпораций. По крайней мере западных.
Спекулятивный и демонстративно алармистский доклад Международного энергетического агентства Net Zero by 2050, по базовому сценарию которого углеродная нейтральность будет достигнута в мировых масштабах к 2050–му, воспринимается в качестве некоего установочного документа. Если брать всерьёз предположения МЭА, то мировое производство нефти к середине столетия уменьшится вчетверо, а цена на неё снизится вдвое против нынешней (до $36 за баррель) уже к 2030–му, а к 2050–му — втрое (до $24 за баррель).И это всё с учетом того, что долгосрочные прогнозы МЭА ещё ни разу не сбывались, а этот конкретный сценарий лишён доказательной основы, опирается на пожелания и завязан на внедрение технологий, которые на сегодня даже не разработаны.
При всём утопизме таких планов рыночная атмосфера в целом и настроения инвесторов в частности так или иначе под них подлаживаются. А типичный инвестор сейчас — это краткосрочный или среднесрочный спекулянт, намеренный получить барыш или немедленно, или в ближайшие несколько лет. Избыточных денег ещё до ковида и особенно во время ковида изготовлено немерено, кредиты пока ещё очень дёшевы, и спекулянты получают сигналы о предпочтительности вложений не в нефть, а в возобновляемые источники энергии. О реалистичности этих проектов не слишком задумываются, а дезорганизованный рынок вяло и с опозданием наказывает за неудачные инвестиции.
Поэтому обилие "свободных" денег вновь, как и в начале десятых годов, конвертируется в спекуляции, вздувающие текущие нефтецены, но явно нерешительнее, чем в конце десятых, направляется на расширение нефтедобычи. В этом одна из главных причин замедленного подъёма сланцевых производств, хотя они вновь стали рентабельными.
Всего каких–то два года назад мировой нефтерынок выглядел понятным и предсказуемым. Сейчас вместо одного фактора погоду на нём делают целых пять. И механизмы их взаимодействия меняются каждые несколько месяцев, если не чаще.
